Художник-мыслитель, теоретик, Александр Иванов, по определению Н. Г. Чернышевского, 'принадлежал по своим стремлениям к небольшому числу избранных гениев, которые решительно становятся людьми будущего'.
Александр Андреевич Иванов родился 16 июля 1806 года в Петербурге в семье профессора исторической живописи Андрея Ивановича Иванова. В 1817 году, подготовленный отцом, он поступает в Академию на правах 'постороннего ученика' и, в отличие от воспитанников Академии, продолжает жить в семье. Первый свой успех художник переживает в восемнадцать лет; за картину на сюжет 'Илиады' Гомера 'Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора' (1824, ГТГ) ему присуждают золотую медаль.
Ученические годы художник завершает исполнением программной работы на библейский сюжет 'Иосиф, толкующий сны заключенным с ним в темнице хлебодару и виночерпию' (1827, ГРМ). Иванов получает звание художника и награждается золотой медалью первого достоинства.
Однако ясно выраженная в картине мысль о беззащитности человека перед лицом произвола, о попрании понятий справедливости и законности вызвала недовольство академического начальства. В изображении на стене темницы сцены египетской казни увидели прямой намек на казнь пяти руководителей декабрьского восстания. Правда, прямого доказательства подобной аналогии академические чиновники не нашли и неприятный эпизод с картиной пытались сгладить и замолчать. Но для получения права на доездку в Италию художнику пришлось писать новую дипломную работу. Весной 1830 года после завершения небольшого полотна 'Беллерофонт отправляется в поход против Химеры' Иванов получает, наконец, возможность уехать в Италию за счет Общества поощрения художников.
Начало его пребывания в Риме было, однако, омрачено тяжким известием об отставке отца, уволенного на тридцать третьем году службы из Академии художеств по велению Николая 1. 'Рожден в стеснении монархии, не раз видел терзаемыми своих собратий, видел надутость бар и вертопрашество людей, занимающих важные места... Всегда слышал жалобы домашних на несправедливость начальства, коего сила приводила в страх и рабство', -- писал из Италии художник.
Тяжелые личные переживания не приглушили в нем мысли о могучей силе искусства, способной духовно преобразить человека. В Италии он изучает античные памятники, знакомится с искусством Ренессанса, восхищается венецианскими фресками. Своеобразным откликом на это было создание одного из самых поэтических произведений художника 'Аполлон, Гиацинт и Кипарис, занимающиеся музыкой и пением' (1831--1834, ГТГ). Картина стала гимном лирическому настроению, светлому чувству дружбы, вдохновенному творчеству.
Однако с первых лет своего пребывания в Италии Иванов был поглощен поиском такой темы, решение которой могло бы захватить его полностью.
Еще в период работы над картиной 'Аполлон, Гиацинт и Кипарис' художник задумал грандиозное полотно 'Явление Мессии'. Своего рода подготовкой к задуманному труду, 'пробой сил' было написание двухфигурной композиции на евангельский сюжет -- 'Явление Христа Марии Магдалине' (1834-1835, ГРМ).
С успехом экспонированная в Риме, картина была отправлена в Петербург в Академию художеств. Александру Иванову присудили звание академика.
Идея нравственного обновления человечества все сильнее овладевает художником. 'Мир лежит во зле... Искусство забыло развиваться сообразно процессу общественных идей', -- писал Иванов из Италии.
В течение двадцати лет художник работал над грандиозным полотном 'Явление Христа народу' (1837--1857, ГТГ). Записи живописца показывают, что он задумал картину как историческую. 'Нужно представить в моей картине лица разных сословий, разных безутешных вследствие разврата и угнетения от светских правительственных лиц, вследствие подлостей, какие делали сами цари иудейские, подласкиваясь к римлянам, чтобы снискать подтверждения своего на трон... Страх и робость от римлян и проглядывающие чувства, желание свободы и независимости'.
Сюжет картины был взят из Евангелия. На берегу реки Иордан, где только что свершился обряд омовения, пророк Иоанн Креститель обращается к народу со словами надежды, указывая на идущего по склону холма Христа. Волнение, вызванное проповедью Крестителя, охватывает людей. За Иоанном Крестителем -- группа будущих учеников Христа: порывистый Иоанн Богослов, седовласый апостол Андрей, сомневающийся Нафанаил, по другую сторону от пророка -- фарисеи, римляне, народ. У ног Иоанна Крестителя -- две сидящие фигуры: господин и его раб. На измученном лице раба, изборожденном морщинами, -- заметно подобие улыбки. 'Сквозь привычные страдания впервые появилась отрада', -- писал Иванов о рабе.
По высокой и благородной красоте человеческого духа, по глубокому проникновению в человеческие страдания образ раба явился настоящим откровением в русской и мировой живописи.
В этой библейской легенде художник видел возможность выразить мечту о свободе: '...начался день человечества, день нравственного совершенствования'. А нравственное совершенствование людей должно было привести 'мир, лежащий во зле' к миру всеобщей гармонии.
Как ни утопична была мысль художника о преобразовании современного общества в условиях острых социальных противоречий века, она предвосхищала идеи передовых мыслителей будущего поколения. 'По своей идее близка она сердцу каждого русского. Тут изображен угнетенный народ, жаждущий свободы, идущий дружной толпой за горячим проповедником', -- писал о картине И. Е. Репин.
Созданию грандиозного полотна (40 кв. м) предшествовала огромная подготовительная работа. Художник исполнил более шестисот этюдов и эскизов, включая рисунки. Эти этюды явились замечательной школой реализма и для последующего поколения художников.
Лучший среди них - этюд головы Иоанна Крестителя (ГТГ и ГРМ). Широкая свободная'манера письма, построенная на контрастах холодных и теплых тонов, усиливает эмоциональную действенность образа.
С наибольшей силой новые живописные поиски и реалистические устремления художника раскрылись в подготовительных этюдах-пейзажах. Иванов каждую деталь своей картины изучает, проверяет на натуре: от камней, травы и цвета почвы до 'дальностей, которые кроются обильными оливами и подернуты утренним испарением земли'.
Чем пристальнее он всматривается в природу, тем больше открывает в ней богатств. Единичный, частный предмет существует в целом, бесконечном пространстве. Разнообразие этих связей радует человека новыми открытиями. Тема далей, целостного изображения природы в многообразии связей становится главной в пейзажном творчестве Иванова. 'Понтийские болота' (ГРМ), 'Неаполитанский залив у Кастелламаре' (ГТГ), 'Аппиева дорога при закате солнца' (ГТГ) покоряют эпическим величием, мудрой простотой композиции.
Работая пад этюдами на открытом воздухе, художник должен был решить сложные живописные проблемы, показать взаимодействие солнечного света и цвета.
Особенно привлекают внимание знаменитые пейзажи с 'купающимися мальчиками'. В них художнику удалось передать связь натуры с пейзажем: 'Мальчики на Неаполитанском заливе' (ГТГ), 'Семь мальчиков в цветных одеждах и драпировках' (ГРМ), 'Этюд обнаженного мальчика' (ГРМ). Эти полотна стали подлинными шедеврами русской и мировой пейзажной живописи.
Работа над этюдами требовала огромного напряжения сил, беспримерной трудоспособности и новаторства. Однако сроки пенсионерства окончились. Академия и Общество поощрения художников постоянно торопили Иванова с возвращением. 'Мысль о возвращении вышибает у меня палитру и кисти', -- пишет художник. То, что происходило в николаевской России, Иванов хорошо знал и из писем близких и из встреч с друзьями. В Италии он сближается с Гоголем, Герценом, Сеченовым.
40-е годы девятнадцатого столетия, насыщенные событиями, революционные потрясения в Италии, размышления над социальными условиями жизни, дружба с людьми, связанными уже с новым этапом развития русской культуры, совершили переворот в мировоззрении Иванова. Осенью 1857 года художник уезжает в Лондон, чтобы встретиться с А. И. Герценом и в беседах с ним уяснить новую точку зрения на события в Европе и России, по вопросам религии и искусства. 'Далеко ушли мы... в мышлениях наших тем, что перед последними решениями учености литературной основная мысль моей картины совсем почти теряется... и у меня едва достает духу, чтобы более совершенствовать ее исполнение'.
Разочарование в общечеловеческом значении картины, которой художник отдал лучшие годы творчества, не сломило его. Стремление 'учинить другую станцию искусства' вдохновило его на новый творческий замысел -- создание монументальной стенной росписи.
Она должна была представлять единую серию из пятисот произведений. Художник успел создать около половины задуманных эскизов, исполненных гуашью, акварелью, сепией или карандашом. Иванов хотел в поэтических образах воплотить народные предания, которые своеобразно преломились в библейских легендах. Сопоставляя библейские сюжеты с мифами греков, египтян, ассирийцев, он угадывал в них общую основу. Это было невиданное до сих пор понимание и восприятие религиозных сюжетов.
По существу, в библейских эскизах по-новому прозвучала тема героической личности и народа, ведущая тема в творчестве Иванова. Весной 1858 года художник вернулся на родину, в Петербург. Выставленная в залах Академии художеств картина 'Явление Христа народу' и многочисленные этюды к ней были приняты холодно. Резкая и несправедливая критика обрушилась на художника. Но на родине Иванов обрел и замечательных друзей: В. В. Стасова, Н. Г. Чернышевского, с которыми он делился своими планами, обсуждал возможности создания новой русской художественной школы, учебных заведений для молодых художников, мечтал о путешествии по России, о новых национальных исторических полотнах. Жизнь А. А. Иванова оборвалась внезапно, он умер от холеры в июле
1858 года. А. И. Герцен откликнулся на смерть Иванова некрологом в 'Колоколе'; с глубокой скорбью писал о художнике И. Н. Крамской, предсказывая огромное влияние нравственной силы искусства Иванова на будущие поколения художников.