5. В Москве начался новый период творческой работы Виктора Васнецова...

В Москве начался новый период творческой работы Виктора Васнецова, определивший его место и значение в русском национальном изобразительном искусстве.

До настоящего времени мы располагаем очень небольшим документальным материалом, раскрывающим историю творческого развития художника. В 1898 году В. В. Стасов в связи с подготовкой статьи о творчестве Васнецова обратился к нему с рядом вопросов. В письме Васнецов ответил Стасову: «Как я стал из жанриста историком, несколько на фантастический лад, на это ответить точно не сумею. Знаю только, что во время самого ярого увлечения жанром, в академические времена, в Петербурге меня не покидали неясные исторические и сказочные грезы. Есть из того времени кой-какие наброски мои: у Репина—«Витязь на коне», акварель, теперь у Третьякова, «Сказка о Жар-Птице» — в «Всемирной иллюстрации» (гравирована очень плохо), «Конек-Горбунок» — у Ильина, академический эскиз «Княжеская иконописная» и пр. Противоположения жанра и истории в душе моей никогда не было, а стало быть и перелома или какой-либо переходной борьбы во мне не происходило. Некоторые из картин последующего периода, московского, были задуманы мною еще в петербургский период, например: «После побоища» из «Слова о полку Игореве», «Богатыри» ныне только оконченные. Теперь у Третьякова — «Витязь на распутьи»... Я всегда был убежден, что в жанровых и исторических картинах, статуях и вообще в каком бы то ни было произведении искусства, в сказке, песне, былине, драме сказывается весь целый облик народа, внутренний и внешний, с прошлым и настоящим, а может быть, и будущим. Только больной и плохой человек не помнит и не ценит своего детства, юности. Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не любит своей истории...»¹⁰.

Игра в преферанс. Рисунок

Москва всем своим историческим прошлым, бытом, архитектурой, всем окружением художника отвечала его затаенным мечтам, вкусам и настроениям. В письме Васнецова к Стасову есть одна примечательная фраза, раскрывающая состояние художника: «Решительно и сознательно переход из жанра совершился в Москве златоглавой, конечно. Когда я приехал в Москву, то почувствовал, что приехал домой и больше ехать уже некуда — Кремль, Василий Блаженный заставляли чуть ли не плакать, до такой степени все это веяло на душу родным и незабвенным».

Едва устроившись во втором этаже деревянного домика в Ушаковском переулке и разобрав свой несложный, точнее скудный багаж, Васнецов деятельно принялся за работу.

Дни были заняты до отказа: днем шла усиленная работа в мастерской, вечерами Васнецов встречался с Репиным и Поленовым. Стали завязываться новые знакомства. Начиналось оказавшееся удивительно плодотворным сближение с семьей Мамонтовых; устанавливались дружеские отношения с Третьяковым и некоторыми крупнейшими московскими собирателями, владевшими прекрасными коллекциями картин.

Преферанс.1879

«Преферанс» — дань последним петербургским впечатлениям — явился последней жанровой картиной, завершающей определенный период творческой деятельности Виктора Васнецова. Одновременно художник с увлечением делал альбомные рисунки для картины «После побоища».

Отдыхом от напряженной работы, кроме встреч с друзьями, было, по словам Аполлинария Васнецова, «кружение вокруг Кремля», частое посещение его соборов и храма Василия Блаженного; осматривались также ближайшие окрестности Москвы. Много раз братья предпринимали поездки в Дьяково, где любовались замечательнейшей церковью. Очарование старинных архитектурных форм, говорящих о вкусе, о чувстве красоты, всегда живших в русском народе, глубоко трогало художников.

— От этого времени, видно, запала мне в душу сладость архитектурного творчества и некая тяга к нему, — сказал однажды Виктор Васнецов.

Внимание к прошлому родной страны, народному быту и народному творчеству наблюдалось в это время почти во всех областях русской культуры.

Творения композиторов «Могучей кучки» — Мусоргского, Балакирева, Бородина, Даргомыжского, Римского-Корсакова начинали проникать в программы распространенных тогда в Москве симфонических концертов. Почти в каждом культурном московском доме, не говоря уже о «столовой» Мамонтовых на Садовой, где собирался цвет художественной Москвы, настольными книгами были русские былины, русские народные легенды А. Н. Афанасьева, «Онежские былины» А. Ф. Гильфердинга, «Песни» П. А. Рыбникова и другие сборники песен, русские пословицы и поговорки, собранные В. И. Далем.

Драматическая трилогия А. К. Толстого («Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис»), исследования, посвященные древней Москве, И. Е. Забелина и ежегодно выходившие тома «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева, публичные выступления и лекции историка В. О. Ключевского пользовались у москвичей большой популярностью.

В науке, литературе, музыке и изобразительном искусстве раскрывались удивительнейшие сокровища древнерусского художественного мира, красота и величие духовных сил народа. Это был один из примечательных периодов в жизни московского передового культурного общества. Любовь к родной старине, к жизни, чувствам и воззрениям народа, его искусству захватывала широкие общественные круги. Стасов писал: «Национальность, современность и чувства реальной историчности — это все такие элементы, без которых для интеллигентного человека нынешнего времени искусство вовсе не искусство, а праздная побрякушка».

Московская атмосфера, в которой жил художник, помогла ему полностью окунуться в мир, которым он, по его признанию, только и жил, — в любимую Русь. Новые идеи и настроения возбуждали художественное воображение Васнецова, помогали ему вникать в прошлое родной страны и давали силы с необычайным жаром отдаться работе над картиной «После побоища».

Ближайшими помощниками и горячими соучастниками в этом начинании Васнецова явились семьи Третьяковых и Мамонтовых.

Павел Михайлович Третьяков, уже собравший к этому времени в залах своего особняка в Лаврушенском переулке ценнейшую коллекцию картин, и его жена Вера Николаевна страстно любили музыку. По признанию Васнецова, музыка у Третьяковых всегда возбуждала его творческую энергию и во время работы над картиной «После побоища» оказывала ему громадную помощь. Устроившись на любимом своем месте — между столиком и печкой третьяковской гостиной, Виктор Васнецов «жадно упивался божественными звуками Баха, Бетховена, Гайдна».

Более, пожалуй, глубоким и разносторонним было влияние на художника со стороны семьи Мамонтовых. Душой и сердцем собраний в доме Мамонтовых на Садовой были, кроме хозяев, И. Е. Репин, В. Д. Поленов и другие художники.

Благодаря неутомимым усилиям хозяев — Саввы Ивановича и Елизаветы Григорьевны их квартира была чудодейственной творческой лабораторией, где рождались многие художественные замыслы. В «столовой» Мамонтовых, в окружении их близких друзей, составлявших цвет тогдашней художественной Москвы, получал огромную зарядку для своего творческого состояния Виктор Васнецов. До конца своих дней художник не уставал повторять, что без помощи Мамонтовых, без постоянного общения с ними ему едва ли удалось бы так скоро найти свою дорогу в искусстве и стать нужным родному народу.

На 6-й выставке передвижников художник, погруженный в работу над картиной «После побоища», выставил только ранее им написанные произведения: «Победа», «Военная телеграмма», «Акробаты», «Витязь на распутье». Из них наиболее примечательным был «Витязь на распутье». В 1881 году художник, не удовлетворенный картиной, вновь вернулся к этой теме. На 10-й выставке передвижников 1882 года был показан новый вариант «Витязя на распутье», в котором Васнецову удалось наиболее полно и убедительно выразить тему. Художник сумел проникнуть в жизнь « чувства людей древней Руси, поэтически охарактеризовать человека и природу тогдашнего времени.

Витязь на распутье. 1882

Некоторые критики указывали на колористические недочеты первого варианта картины, но уже и тогда лирическая, поэтическая настроенность произведения привлекала внимание.

Поэтический замысел картины прекрасно, убеждающе передан в фигуре и позе витязя, остановившего мощного коня. Ездок задумался, притих, очарованный безмолвием, пустынностью раскинувшейся вокруг степи. Каждая деталь картины — густая трава, преградивший путь придорожный камень, черепа и намогильные камни, летящая птица — передает необычайное спокойствие, дремлющую вечернюю тишину бескрайнего молчаливого степного простора.

В. В. Стасов в свом отчете о выставке писал: «Витязь» его принадлежит к лучшему, что он до сих пор сделал. Это род тяжелого, немножко неуклюжего (как и следует) Руслана, раздумывающего о своей дороге на поле битвы, где валяющиеся на земле кости и черепа поросли «травой забвения». Большой с надписью камень, торчащий из земли, богатырский конь, грузный, лохматый, ничуть не идеальный и в самом деле исторический, такой, на каких должны были ездить Ильи Муромцы и Добрыни и которых найдешь сколько угодно даже и до сих пор по России, унылость во всем поле, красная полоска зари на дальнем горизонте, солнце, играющее на верхушке шлема, богатые азиатские доспехи на самом витязе, его задумчивый вид и опустившаяся на седле фигура — все это вместе составляет картину с сильным историческим настроением»¹¹.

Это удивительнейшее проникновение в прошлое родной страны позволяет отнести «Витязя на распутье» к наиболее вдохновенным поэтическим созданиям могучей васнецовской кисти.

Материальное положение художника в это время было очень тяжелым. На выставке не было продано ни одной его картины. «Следствие всего этого — сижу без денег и даже взаймы негде взять...» — писал он Крамскому. Только природная, вятского закала энергия помогала Виктору Васнецову преодолевать встречавшиеся на его пути препятствия и затруднения и увлеченно работать.