1859

29 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ

[Петербург] 22 января 1859 (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «Получено 4 февраля отвечал 17 февраля».)

Любезные Родители Тятинька и Маминька!

Давножданное письмо ваше наконец получил. И я все день ото дня откладывал свое, все думал - вот сегодня получу, вот получу, по все пет.

С письмом вашим много я удовольствия различного получил, и вы все здоровы, и мои письма и извещения, и рассказы Терентьева, (С Измаилом Федоровичем Терентьевым, чиновником особых поручений при вятском губернаторе, Шишкин познакомился на Валааме в 1858 г. Здесь Терентьев составлял историю Валаамского монастыря.) и наконец, сватовство любезной сестрицы (Поверх слова «сестрицы» написано «племянницы».) Оленьки, и много другого.

Измаил Федорович Терентьев, я думаю, па меня сетует, быть может, хотя и скрывает, за что, это я знаю. Последнее время обещался быть, по не был. Наобещал ему кое-чего. Он человек хороший, только немножко барии. Ну да этот порок у всех господ. Похвально в нем то, что он стремится быть человеком современным. Не знаю, будет брать взятки - я думаю.

Я теперь работаю картину на выставку; работы пропасть, а время немного. Да еще тут же нужно будет хлопотать, чтобы меня назначили конкурентом па золотую медаль; дело, кажется, прямое, Академия назначила, да тут формальности различные, это уже буду дело иметь с чиновничьим людом, с конторою Академии, а там чиновники, как и везде чиновники!!!!! И, кажется, нужно будет мне иметь метрическое свидетельство и еще что-то - я вам напишу все, когда узнаю подробно, и нужно бы скорее, да лень проклятая, да и к тому же не хочется оторваться от дела, а там с этими дрязгунами отлетит всякое желание и охота к занятиям, но как ни вертись, а все-таки нужно. Прошение какое нужно, шут их знает!!

Рисунки мои, которые были на прошлом экзамене и за которые дали медаль большую сереб[ряпую], теперь па выставке в Москве. Профессор (А. П. Мокрицкий.) сюда приезжал и узнал об них, захотел, чтобы они были в Москве, как бывшего ученика. Я, конечно, согласился, и опять они будут и па здешней выставке.

Об альбоме, тятинька, пока мы ничего не знаем, да и, кажется, отложим до времени - некогда, а литографы с радостью па каких угодно условиях согласны принять. [...]

30 А. Н. МОКРИЦКИЙ - И. И. ШИШКИНУ

[Москва. Февраль 1859]

Любезнейший Иван Иванович,

Посылаю Вам Ваши рисунки, один без стекла - пришло оно и из Питера разбитое, а при перевозке да пересылке с места на место дало еще трещину, так что сегодня получил я этот рисунок чрезвычайно в опасном виде; кусок стекла завалился за другой и, конечно, мог бы прорвать рисунок при неосторожном с ним обращении в дороге, а потому я рассудил послать его без стекла. Надо Вам сказать, что доставка рисунков обратно в Питер затруднила меня более, нежели продажа их! Г-н, купивший их, неохотно отпускал рисунки из своих рук, нужно было постороннее ходатайство. Наконец, согласился он, но с тем, чтобы я лично принял их от него под расписку. Живет же он в Петровском парке - дорога у нас в настоящее время ужасная, я же простужен, с кашлем и насморком,- нечего было делать, потащился я к нему рано поутру, чтобы застать дома, да послал натурщика вперед принять и нести их бережно, потому что везти по такой дороге значит разбить их вдребезги - ставьте же их на выставку - пусть полюбуются ими добрые и худые люди, да по окончании и шлите их обратно, а то заест меня владелец.

В ящик уложена картинка Карташева, (Карташев Дмитрий Васильевич. Учился в Московском училище живописи и ваяния. В 1859 г. получил звание художника по живописи пейзажной за картину «Вид близ Москвы».) снарядите ее планочками и украсьте приложенными багетками, даже не худо бы вымыть ее и покрыть лаком - все это нужно сделать немедленно и доставить к Всеславину, (Всеславин Александр Сергеевич (1813-1882) - делопроизводитель Академии художеств (1843-1859), коллекционер.) которому я в пятницу посылаю письмо с бумагой в Академию о звании художника Карташеву.

Надеюсь, что Вы исполните мою просьбу без промедления, чтобы нам не утерять экзамена.

Вы пишете, любезнейший Иван Иванович, о какой-то вещи, изготовляемой Вами па выставку,- я понял, что это должна быть картина масляными красками; Вы боитесь за нее? А я не боюсь,- кто так понимает рисунок и владеет им, тому стыдно бояться за краски, если же Вы в самом деле трусите, то при свидании в Москве я постараюсь придать Вам куражу, что, надеюсь, пригодится Вам в предстоящей практике с натуры нынешним летом, а до того обнимаю вас, достойнейший Иван Иванович, и остаюсь преданный Вам Аполлон Мокрицкий.

31 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ

С. Петербург. 12 марта 1859 (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «21-го марта получено».)

Любезнейшие Родители Тятинька и Маминька,

[...] Вещи наши теперь все в Академии в залах, и завтра будут ходить все профессора, где и мы все будем, впрочем, только те, которые пишут на золотые, до сего времени я не имел права присутствовать, где мы слышим изустно их замечания. Это бывает только раз в год, и пропустить это - значит пожертвовать многим. Касательно результата экзамена сказать что-либо теперь трудно, но, судя по отзывам, надежда есть грабастать золотую, дай бы бог. И вот опять беда, сейчас пришел один товарищ и сказал, что экзамен едва ли не отложат, по это все невероятно, а лучше бы скорее. У меня нынче на выставке будет много вещей - 4 рисунка и, может быть, 2 картины, вторую еще пишу, не знаю, кончу ли, а 1-я уже унесена. (На академической выставке 1859 г. Шишкин экспонировал четыре рисунка: виды на острове Валааме и картину «Вид на острове Валааме» («Ущелье Валаама» - см. письмо 20), за которую он получил малую золотую медаль.) Бедовое время у пас теперь, душа в пятки уходит. Касательно метрического свидетельства: оно нужно и не нужно, все эти свидетельства и просьба заключаются в моих произведениях, и если они будут достойны, то ни на что не посмотрят, а все-таки, тятинька, Вы постарайтесь мне его прислать. Оно все-таки будет нужно и после.

Статьи в Моск[овских] ведо[мостях] мы читали, славные статьи, молодец фон Крузе. (Речь идет не о выпусках «Московского вестника» (И. И. Пикулев. И. И. Шишкин, с. 53-54), а о статье «Художественная выставка в залах Московского училища живописи и ваяния», помещенной в газете «Московские ведомости» за 30 января и 1 февраля 1859 г. Она принадлежала перу Круге Николая Федоровича (1823-1901) - прогрессивно настроенного цензора, писателя и общественного деятеля. В своей статье Крузе особенно подробно разбирал произведения А. А. Иванова и давал им высокую оценку, подчеркивая, в частности, в пейзажах Иванова мастерскую передачу характеров разных деревьев. Саму же выставку работ преподавателей и учащихся Московского училища живописи и ваяния Крузе считал неудовлетворительной, указывая па отсутствие содержательности, правды и простоты в целом ряде произведений. В конце своей статьи Крузе выделял Шишкина: «...заслуживают внимания любителей, - писал он, - три прекрасных рисунка пером г. Шишкина по бойкости пера и отчетливости исполнения».) Человек известный.

Я не знал, что вам писал письмо Егор Анд[реевич] Ознобишин, ваше так я ему отдал, за что он вас благодарит. Я его не так часто вижу. Он давно (нрзб) идет туго! Нынче выставляет на медаль серебр[яную]. Не знаю, дадут ли только, вещичка слабенькая. (Письмо Е. А. Ознобишина И. В. Шишкину хранится в ОР ГИБ (ф. 861, ед. хр. 182). Ознобишин получил 16 августа 1859 г. малую серебряную медаль за пейзаж «Вид в окрестностях С. Петербурга» и этюд женской головы.) Он еще ни одной не имеет. Вообще, дело его не совсем-то хорошо, да к тому же сродства у него ужасно плохи, это его больше и срезывает, а славный малый. [...]

32 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «получено 19».)

С. Петер[бург]. 9 апреля. Великий четверг 1859

Христос воскресе, любезные Родители!

[...]. Вы, вероятно, от меня ждали письма раньше, но у нас была переборка, которая только что вчера кончилась. Экзамен отложили до среды на пасхе, и в четверг мы узнаем, какова каждого, ждущего экзамена, участь. Судя по всем отзывам, мне нужно получить золотую медаль, а впрочем, воля божия.

От вас я долго не получал письма, все его поджидал, поэтому и не писал вам.

Покончивши работу, как-то стало скучно - так привык к делу. Да еще и праздник, да и ожидание экзамена. Все это ужасно скучно, а тем более в Петербурге пасха для меня особенно скучна. Хорошо еще, что Нева прошла, погода стоит прекрасная, словом, весна в полном разгаре, скоро и лето, скоро и мы уедем опять на занятия, вероятно, опять па Валаам.

Надоел нам Петербург. Явился этот неумолкаемый гром экипажей по булыжной мостовой, зимой хоть это не беспокоит. Вот настанет первый день праздника, явится бесчисленное множество на улицах всего Петербурга, треуголки, каски, кокарды и тому подобная дрянь, делать визиты.

Странное дело, в Петербурге, если вы прошли в обыкновенное время, не в праздник, в какое хотите время дня, вы ежеминутно встречаете или пузатого генерала, или жердину офицера, или крючком согнутого чиновника - эти личности просто бесчисленны, можно подумать, что весь Петерб[ург] полон только ими, этими животными (нрзб). Недавно был случай, довольно смешной. Вы, может быть, знаете, что в Петерб[урге] есть новый зверинец Крейцберга, он слывет укротителем зверей. И вот один раз один молодой человек, рассматривающий зверей, и так как там воздух довольно тяжелый, он и закурил сигару или папироску (там позволено). Случилось же тут быть генералу, какому[-то] известному скотине, его знают, я забыл фамилию. Он страшно напал па молодого человека, зачем он курит в присутствии генерала, тот конечно отгрызся отлично; но так как они говорили довольно громко, то другие посетители пришли в негодование и закричали: «Г. Крейцберг, укротите этого зверя», т. е. генерала! Отлично. Этот случай знает весь Петербург. [...]

33 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ

[Петербург]. 18 апреля, суббота свя[тая] неделя 1859 (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «получил 5 мая».)

Любезные Родители!

И до сих пор еще я не получаю от вас письма. Странно, ужели дороги тому причиной, что долго так я не получаю от вас письма.

А я этим письмом хочу выразить радость собственную и, я думаю, так же и вашу - обоюдно. Экзамен сегодня кончился, и я с полным успехом получил золотую медаль 2-го достоинства, (См. примеч. 2 к письму 31.) экзамен ныне был необыкновенно строг, из моих конкурентов, несмотря на то что они уже обусловлены правом, а я нет, и все-таки им никому не дали, а мне одному. Это уж много, и действительно моя вещь лучше всех ученических и даже и не ученических. Но это будет впереди видно лучше. Да еще одному дали золотую 1-го достоин[ства], (Речь идет о Мещерском Арсении Ивановиче (1834 - 1902)-художнике-пейзажисте. Учился в Академии художеств у С. М. Воробьева (1854-1857) и за границей у А. Калама. В 1864 г. получил звание академика, в 1876 г. - профессора.) по он 3 года был за границей и там учился, и по правде Академия не должна была давать медали, но у пего протекция, да и к тому же Мария Николаевна, вел. кн., проезжая за границей, встретила его там у известного женевского художника, у которого он был учеником, и обещалась ему исходатайствовать медаль, что и сделала. Ну да это вздор.

Вот как дело за себя говорило, так невидимо отстранились все внешние препятствия и не нужно было ни метрического свидетельства и записываться на конкурс и того другого прочего.

А дело обошлось отлично, да еще и выразилось в благодарность.

Товарищ мой Гине, кот[орый] со мной живет, тоже получил медаль серебряную. (А. В. Гине получил большую серебряную медаль за пейзаж «Берег Финского залива».) Ознобишин получил малую серебряную и прочие, золотых 2 и серебряных 4 только по нашей отрасли искусства, а претендентов было 38 человек. Пишу ужасно плохо, извините. Рад очень и в каком-то волнении сейчас пришел от профессора - он наговорил кучу разных комплиментов. Прощайте. [...]

34 Л. Н. МОКРИЦКИЙ - И. И. ШИШКИНУ

Москва. 23 апреля [1859] (Во вступительной статье к каталогу «И. И. Шишкин. К 50-летию со дня смерти». М. - Л., 1948, с. 22 это письмо неточно датировано 10 мая 1859 г.)

Любезнейший Иван Иванович!

Благодарю Вас за радостную весть, какую Вы сообщили мне в последнем письме; (Письма Шишкина к Мокрицкому не обнаружены.) Ваш успех всегда радовал меня, но справедливая оценка и награждение его от Академии радует меня еще более. 2-я золотая медаль есть уже награда значительная и весьма важная в отношении к Вашему будущему, она допускает Вас к соревнованию достигнуть первой золотой, которая, можно сказать, для художников есть золотой ключ к дверям земного рая. Душевно, душевно радуюсь Вашему счастью, тем более что знаю, как неутомимо и доблестно вы его достигали, - соберите же теперь все Ваши силы и сделайте последний важный шаг, чтобы окончательно и навсегда упрочить за собой то, о чем Вы стремились в мечтах своих и к чему направлена была вся Ваша деятельность. Помоги Вам бог!

Я уверен, что награда Ваша признана за достойную и всеми Вашими товарищами, не может быть, чтобы они, видя такие прочные Ваши успехи, не отдавали Вам справедливости, если так, то Вы и обязаны поддержать их мнение первенством.

Жаль, что Вы не объяснили мне сюжета Вашей картины и рисунка, и так как я но уверен, удастся ли мне увидеть настоящую выставку, то, прошу Вас, пришлите мне хоть небольшие рисунки, попятнав, что нужно, акварельными красками. Этим я ознакомлюсь, по крайней мере, с общим топом и с композицией Ваших работ.

Поздравьте от меня Гине и Ознобишина, молодец Гине, не отстает от Вас и идет если не вровень с Вами, то не далее ружейного выстрела, такое расстояние в военном деле не велико.

В первом письме спрашивали Вы у меня, можно ли сделать фотографии с рисунков, принадлежащих покупателю, делайте смело, ведь могли же Вы снять фотографии и прежде продажи их - делайте смело - я, повидавшись с владельцем рисунками, скажу ему.

Но что нам делать со стеклами - всего лучше, я думаю, при возвращении рисунков присылайте их без стекол, а то чтоб не случилось раздрание, то хуже принять их в стекле.

Жаль, что Вы не уведомили меня об участи работ Савичева (В Указателе художественных произведений, выставленных в музее Имп. Академии художеств (Спб., 1859), не значатся работы Савичева. О нем самом есть упоминание в Дневнике Т. Г. Шевченко (М., 1954, с. 257): «...поплелся тихонько к Мокрицкому... Отдохнул у него, полюбовался эскизами незабвенного друга моего покойного Штернберга и пошел к уральскому казачине Савичу... От Савичева зашел в харчевню...» (20 марта 1858 г.)) и Карташева. У них животы пухнут от неизвестности. Напомните Саше, (Речь идет об А. П. Драбове.) пусть он напишет пару строк, да наверняка, не наобум - Сашка ленив писать, стыдно ему, видно, он оконфужен какою-либо неудачей или совесть у пего нечиста, что не исполнил данной ему программы занятий в Эрмитаже.

Жена моя (Мокрицкая Мария Александровна.) благодарит Вас за память, я же обнимаю Вас, дружок, и остаюсь душевно любящий вас, уважающий Аполлон Мокрицкий.

2

Думал было ограничиться одним пол-листиком, да не удалось; не могу не сочувствовать строгому экзамену и требованиям рисунка, правда, что взялись за ум, а то ведь, право, уронили бы дело совершенно и вместо художников наделали бы цеховых мастеров.

Не боясь нимало повредить Вашим успехам, скажу смело: Ваш пример много к тому содействовал - держитесь же твердо на занятом месте, пока все сознают, что Шишкин показал товарищам, как надо рисовать, а ценители и судьи сознаются, что истинные достоинства худож[ественного] произведения заключаются в прочных и твердых началах искусства, а не в случайных эффектах или бойкости кисти; они и прежде знали это, да потчуемые постоянно легкими картинками немного позабыли это. А вот когда два, три серьезные умные ребята станут подавать им строгие, умно обдуманные произведения, тогда уже франтам и щеголям не будет места, и даровитые из них но станут пренебрегать главным и прочным условием. Довольно, остаюсь душевно любящий Вас А. Мокрицкий.

35 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ

С. Петербург. 11-12 мая 1859 (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «20 мая отвечал 26».)

Любезные Родители! Тятинька и маминька,

Не знаю и чему приписать такое замедление от вас писем. Меня это страшно беспокоит, и так что сегодня день для меня счастливый отравляется совершенно этим беспокойством. Сегодня у нас был акт, акт торжественный, какой когда-либо был, по крайней мере давно такого не было, и я удостоился получить торжественно, при звуках музыки, золотую медаль, этим преимуществом пользуются золотые, а серебряные нет. А я две сегодня получил. Серебряная почти такая же, как и та, которую вы видели, только вдвое больше, а золотая это просто прелесть, но главное на ней надпись великолепная: Достойному. Я вам их пришлю все.

Так вот, день приятного события, а на душе не совсем, не весело что-то, долго письма не получаю. Сегодня мы попраздновали, и сейчас только что убрался народ художественный, человек 20. Товарищи и не товарищи. Приветствиям и поздравлениям не было конца. Но все-таки кончилось, и спешу вам писать.

Я, право, не знаю, что и думать, мне пора уже ехать, но буду подать от вас письма.

Выбор места предоставлен мне самому, и я без рассужд[ений] еду опять на Валаам вместе с Гине и еще нам навязывают двоих недорослей, Ознобишин тоже туда едет, так что человек около 6 или более будет.

Адрес знаете, а если забыли, так я вам напомню: Выборгской губернии чрез Сердоболь на остров Валаам, художнику такому-то...

Погода стоит здесь прекрасная, я сижу у открытого окна, 2 часа ночи и свет от свечки помогает мало - здесь вообще ночи ужасно светлые. Вы, я думаю, знаете, тятинька.

Мы теперь находимся в самом расстроенном состоянии вообще. Занятия комнатные прекратились, и хоть еще не едем и собираться еще не собираемся, а так себе, уж чисто шляемся. Впрочем, и это доставляет удовольствие, потому что очень приятно после трудов. Почти и теперь трудимся ничего - неделанием. Завтра открывается для публики выставка, мы ее уже давно видели, долго очень ждали пресловутую Марью Николаевну, нашего президента. [...]

36 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ

С. Петербург. 26 мая 1859 (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «получено 6 июня отвечал 9 июня».)

Любезные Родители Тятинька и Маминька,

Письму я вашему рад более, нежели когда-либо, потому долго не получал.

Два письма ваши заключают радость и поздравление ваше меня с медалью. Да, это очень приятно. Вы надеетесь, тятинька, увидеть что-нибудь в газетах о выставке, встретить и меня там, но только такая все дичь, пишут и ничего не понимают. А вот нужно будет ждать в толстых журналах, там будет дельнее. А то эти Северные пчелы, Инвалиды (Речь идет о петербургских еженедельных газетах «Северная пчела» (1825-1864) и «Русский инвалид» (1857-1861).) и проч. и проч. газеты везде бренчат, но все пустое. Толку не понимают. А чтобы вам дать понятие о выставке, то я вам прилагаю при сем указатель. Конечно, тут только перечень картин и по нем трудно угадать достоинство каждой картины. Выставка ныне довольно плоха, а главное, безвременна, очень поздно, но все-таки публики очень много; вчерась была на выставке Марья Николаевна, наш президент, которая очень осталась довольна и приказала благодарить учеников. И потом у нас вице-президент новый, князь Гагарин, (Гагарин Григорий Григорьевич (1810-1893) - живописец и рисовальщик. Автор ряда трудов по истории искусства. Вице-президент Академии художеств (1859-1872). Действительный и почетный член Русского археологического общества.) который хочет познакомиться с учениками, которые имеют медали. А для этого назначил в субботу, и будет обед, но мы завтра, т. е. в пятницу, уезжаем на Валаам. Ждать не стоит, и то нынче опоздали. В воскресенье ждут государя. (Александр II.) Он-то чем порадует? Не знаю.

Действительно, я в Москве продал, я и не думал продавать, но купили рисунки пером, а не картину. Картины там не было, три рисунка

которые здесь на выставке привезли из Москвы, да еще один новый

по 50 руб[лей], и деньги я получил. Это была только проба и больше ничего, небольшой лоскуток бумаги. Не знаю, что мне делать с моей картиной, которая на выставке, ее покупают, а мне не хочется продавать. Дают за нее 500 руб[лей] се[ребром], а мне хочется ее удержать за собой и прислать вам. Как вы мне посоветуете. Я думаю, последнее лучше.

Мы собрались совсем на Валаам: я, Гине Алекс[андр] Васил[ьевич] и Ознобишин, Волковский, (Волковский Иван Васильевич (?-1896)-живописец. Пейзажист. Учился в Академии художеств у С. М. Воробьева. В 1867 г. получил звание классного художника второй степени. Друг Шишкина.) Балашов (Балашов Петр Иванович (?-1888) -живописец, акварелист и литограф. Пейзажист. Работал также в области портрета. Учился в Академии художеств (1852-1859). В 1868 г. получил звание классного художника первой степени. Был рисовальщиком в Военно-интендантском ведомстве.) и еще кто-то.

Едем в пятницу 24 утром, и вы пишите уже на Валаам. [...]

37 А. Н. МОКРИЦКИЙ - И. И. ШИШКИНУ

Сокольники, большая Ивановская улица дача Мальцевой. 30 июня 1859

Привет мой вам, пустынники Валаама: из тенистых его лесов и со скал неприступных вы подали мне голос; не могу оставить его без ответа; сладко отдается он в душе моей, любящей вас, юные сподвижники на поприще искусства.

Вы спрашиваете, не вздумаю ли я написать к вам на Валаам? Очень охотно, но если письмо мое покажется вам скучным, то вините самих себя - как аукнется, так и откликнется. Ваше письмо также не отличалось занимательностью. В письме своем вы не ознакомили ни с характером местности, ни с целью вашего путешествия, а потому, догадываясь, что вы поехали туда писать этюды, я ничего не могу вам сказать кроме обыкновенной фразы - трудитесь и молитесь, что может сказать вам и каждый монах Валаамского монастыря, фразы, значение которой хотя и весьма назидательно, по для вас мало удовлетворительно. Вот, например, я скажу вам о себе, что я живу в Сокольниках с целью доставить возможность жене и детям подышать свежим здоровым воздухом, не забывая при этом и своей собственной особы, которой каникулы дают полную свободу пользоваться прогулками, отдыхом и даже сном сколько душе угодно и телу удобно. В прогулках и в отдыхах я спокойно обдумываю многое, касающееся самого меня и моих обязанностей, наблюдаю природу и людей и по временам пишу, разумеется, пером; посмеетесь вы, если скажу, что и во сне у меня даром время не пропадает; нередко вижу во сне хорошие вещи, каких недостает мне в действительности, в которой, между нами будь сказано, много дурного достается на мою долю,- но за все благодарю бога, даже и за дурное; оно доставляет уму моему деятельности изыскивать средства или побеждать его или переносить с терпением. Видите ли, как много у меня дела в Сокольниках, хотя, по-видимому, я ничего не делаю. Но утешьтесь, у вас несравненно более на Валааме. Успехи, сделанные ужо, поощряют вас к новым успехам, надежды волнуют кровь, мечты кипятят воображение и страх за будущее заставляет удвоить, утроить силы производительные. Угрюмая природа Валаама для вас храм, где обитает Гений искусства или, по крайней мере, Муза, или Оракул, предсказывающий вам будущую судьбу, если не всем вам трем, (По-видимому, Мокрицкий обращается к трем своим бывшим ученикам: Шишкину, Гине и Ознобишину.) то, наверное, Вам, любезнейший Иван Иванович, потому что Вы стоите на первой очереди.

Прощайте. Целую вас А. Мокрицкий.

Трудитесь и думайте более о предмете, нежели о способе. Хотите продолжение чепухи - опишите мне ваши занятия, мне легче будет пустословить.

38 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ

[Валаам]. Июль, числа не знаю (нрзб), знаю, что последние числа. Четверть 11 часов ночи 1859 (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «19 августа ответил 24 августа».)

Любезные Родители!

[...] Погода у нас здесь стоит прегадкая, ветра и дожди страшные. Сегодня повалило несколько деревьев па наших глазах. Особенно жаль 2 огромных клена, верно, лет в полтораста, тоже сломало, и они еще с собой много повалили молодых, потому что стояли на огромной скале, над садом. И мы теперь только что шляемся под дождем и под ветром, ходим смотреть волны - да, действительно, я еще до сих пор ничего подобного не видывал, даже и вообразить-то не мог. Страх, что такое. Хлещут в скалы вверх сажень на 8, на глубину 80 и больше сажень. Есть где разгуляться, и пространство от берега ближнего, откуда дул ветер, верст 70. Несмотря на весь ужас их действия, мы смотрим на них с величайшим удовольствием. Не знаю, как завтра пойдет пароход из Петербурга, нынче их 2, стал недавно ходить новый пароход Валаам Сердобольской и частью монастырской компании. Славный пароход, но качки боится и, вероятно, тоже будет трусить, а монахи молодцы, им все нипочем. Сегодня из Сердоболя приехал отец игумен и ничего, только говорил покачало порядочно.

Братцу Дм[итрию] Ивановичу буду писать на следующей почте.

Братцу и сестрицам кланяюсь и всем родным и знакомым, о картине моей я вам теперь ничего не скажу, в Петербурге будет виднее.

Прощайте, остаюсь с исти[нным] почтен[ием] и преданно[стью]

ваш покорный слуга и сын Иван.

39 И. И. ШИШКИН - И. В. ШИШКИНУ И Д. Р. ШИШКИНОЙ

С. Петер[бург]. 27 сентября 1859 (Вверху письма пометка И. В. Шишкина: «октября 7 отвечал 14 октября».)

Любезные Родители Тятинька и Маминька!

Письмо ваше от 25 авгу[ста], посланное на Валаам, я получил уже в Петербурге, вскоре после приезда. Давно я вам не писал, с Валаамом расстались не без сожаления, северные ветры и дожди вытеснили нас преждевременно [...].

В числе бесконечных новостей в Петербурге я вам сообщу самую близкую мне, именно новости по Академии нашей. Академия наша получает коренное преобразование, устав ее получит совершенно новые начала, (Утвержденный 30 августа 1859 г. новый академический устав не принес, вопреки надеждам Шишкина, коренного преобразования Академии художеств. Согласно этому уставу для учащихся вводился курс общеобразовательных наук, отмененных в 1840 г. Но если, с одной стороны, в новом уставе нашли отражение растущие в обществе требования повышения общего культурного уровня художников, то, с другой, по вновь утвержденному уставу для представителей низших сословий затруднялся доступ к высшему художественному образованию, так как от поступающих требовался общеобразовательный минимум в размере 4-х классов гимназии. Вскоре стало ясно, что проведенные в Академии полумеры, не менявшие сути дела, по могли удовлетворить молодых художников.) но чтоб сказать вам что-нибудь теперь почти наверно ничего нельзя, потому, все это разноголосица, а вот скоро устав обнародуют; и тогда будет положительно известно. Но, что можно сказать, так то, что все это для блага нас, учеников, и вообще всего мира художественного, перемена эта нужна была, она, слава богу, и делается. Видимая покамест перемена та, что чиновников, живущих в здании Акаде[мии], всех вон, а вместо их эти квартиры поступят под мастерские учеников, и 12 чел[овек] чиновников из штата совсем вон, одним словом, внимание и попечение правительства обращено на учеников, а не на челядь чиновную, предполагается устроить квартиры в особенном доме для учеников, [доставлять] средства к безбедному существованию и тому подобное. Кроме того, даны большие права по окончании курса, будут введены науки, и выпускной экзамен будет университетский; (Предположение Шишкина о выпускном экзамене в Академии в размере университетских требований было ошибочным.) мы, однако, из сего изъяты, это будет простираться только па вновь поступивших. Я вам со врем[енем] это мало-помалу сообщу.

А главное, что я вам хотел писать и забыл, а предел письма близок. Помните, тятинька, я Вам как-то писал об издании альбома наших рисунков с натуры, и Вы, помнится, изъявили сочувствие сему благому предприятию. Эта мысль наша окончательно обдумана, и предприятие наше принимается с удовольствием, которое обещает видимый успех. Справки, соображения касательно издания, все сделано, и я Вам, не теряя времени, пошлю огромнейшее письмо, в котором постараюсь до мельчайших подробностей Вам уяснить начало этой мысли, цель, назначение, достоинство и оценку всего предприятия - и наконец всего буду Вас и братца Д[митрия] Ива[новича] всепокорнейше просить помочь нам. [...]