(Журавлев В. В.) О педагогической деятельности Крымова Н. П.

Среди художников-педагогов я не встречал ни одного, кто бы относился с таким азартом, с такой любовью к своим педагогическим обязанностям, как Николай Петрович Крымов.

Познакомились мы с ним в те тяжелые для реалистического искусства годы, когда в органы управления делами искусства проникли люди формалистического направления: футуристы, декаденты и сторонники других враждебных реализму направлений. Пользуясь тем, что партия в то время была занята боевой работой на фронте, они под видом "пролетарской культуры" старались привить народу в области искусства свои нелепые, извращенные вкусы.

Деятельность художников-реалистов в то время почти полностью прекратилась. Все реалистические художественные вузы и училища были закрыты, а вместо художественного образования как в общеобразовательной школе, так и в специальных художественных учебных заведениях проводились всевозможные нелепейшие эксперименты.

Крымов окончил Московское училище живописи в 1911 году, когда кубизм, футуризм, экспрессионизм, модернизм и другие формалистические "измы", экспортированные к нам из Западной Европы и дополненные "измами" местного происхождения, вроде "лучизма", развивались у нас, по выражению И.Е. Репина, "как сорные травы, до самопожирающих размеров".

После окончания училища живописи Крымов поддался влиянию формалистов и увлекся разными исканиями, уводящими от реализма, но уже в 1915 году вновь стал на реалистический путь.

В первые годы Октябрьской революции Крымов был уже убежденным реалистом, резко настроенным против диктатуры леваков в искусстве, что нас с ним и сблизило.

В то время я занимался на Пречистенских рабочих курсах, в отделении ИЗО (классы рисования и черчения), которые нередко называли в прессе "Народной академией художеств". В 1919 году Пречистенские рабочие курсы были преобразованы в рабочий факультет, а в 1920 году при реорганизации университетского отделения курсов в Пречистенский практический институт, состоящее при нем отделение ИЗО вошло в состав института как факультет изобразительных искусств.

Таким образом, классы рисования и черчения Пречистенских курсов послужили основой для организации факультета изобразительных искусств Пречистенского практического института, а также и для классов рисования и черчения на рабочем факультете.

Будучи деканом факультета ИЗО Пречистенского практического института, я привлек для педагогической работы на факультете известных художников и искусствоведов: по живописи и рисунку - К.А. Коровина, Н. П. Крымова, Н. П. Ульянова, по пластической анатомии - Д. А. Щербиновского; по скульптуре - В. А. Ватагина; по истории искусств - Б. Р. Виппера, Н.Н. Соболева и других.

Факультет развернул свою работу в новом здании на Остоженке, в большой, светлой аудитории.

Занимаясь со студентами по живописи в одних и тех же группах вместе с Коровиным и Крымовым, я с огромным интересом наблюдал за методом преподавания этих замечательных художников.

Коровин являлся на занятия не чаще одного-двух раз в неделю. Он быстро проходил по классу, бегло осматривал работы учащихся, бросая краткие отрывочные замечания. Иногда, видя полную беспомощность ученика, его непонимание сущности живописи, Коровин брал у него кисть и быстро наносил на полотно мазки, намечая все основные цветотоновые отношения. В течение нескольких минут этюд преображался, воспроизводил натуру правдиво, сильно и вместе с тем выявлял ту ее красоту, которую может подметить только подлинный артист-художник.

Обойдя класс, Коровин обычно заканчивал свое посещение беседой с обступившими его учениками. Он говорил о любимых им художниках, о живописи. Говорил увлекательно, образно, разжигая у своих слушателей любовь к работе и искусству. Коровин относился к педагогическим занятиям с такой же легкостью, как и к живописи. Он хотел всего добиться сразу, с налету, не затрачивая много времени и усилий.

И.И. Левитан высоко ценил Коровина как пейзажиста, но говорил про него: "Коровин очень уж боится "пота", труда, а жаль! Блестящий живописец, а в сущности ни одной картины не написал" (И. И. Левитан. Воспоминания и письма. "Искусство", М., 1950, стр. 147.).

Совсем по-другому относился к педагогическим занятиям Крымов. Он занимался, почти не выходя из класса, полностью используя все часы, отведенные по учебному плану живописи. Кроме того, принимал у себя на дому учеников, приходивших к нему за советом. Николай Петрович вживался в работу своих воспитанников, горячо радуясь их успехам и глубоко огорчаясь неудачами. Нередко он обескураживал их очень резкими отзывами о работах. Наблюдая за каким-нибудь особенно незадачливым учеником, не понимающим ни живописи, ни объяснений учителя, Николай Петрович, бывало, не выдержит, выйдет из себя от возмущения, глядя на этюд, и сразу бухнет: "Гадость!" Но ученики на него не обижались, зная, как глубоко переживает он их неудачи. Но если же у кого-нибудь из учеников проявлялось подлинное понимание живописных задач, чувство тона и колорита, Крымов относился к нему как хорошая заботливая мать к своему ребенку, зорко и любовно наблюдая за его работой.

Внимание своих учеников Крымов направлял главным образом на то, что обычно труднее всего дается начинающим художникам,- на понимание тона и цвета, тоновых отношений и колорита. Тоном в живописи он называл степень светлоты цвета какого-либо определенного звена в красочной гамме. Чтобы найти правильные, соответствующие натуре цветотоновые отношения, необходимо сравнивать их одновременно и по тону и по цвету. Ошибки в тоне ведут к искажению формы изображаемого предмета, а ошибки в цвете нарушают цветовую гармонию колорита.

В классе он предлагал ученикам определить цвет и тон двух красок. Цвет обычно все определяли безошибочно, определение тона многих затрудняло и далеко не все давали правильные ответы.

Чтобы наглядно объяснить ученикам разницу общего тона в различное время дня, он приготовил специальные этюды, изображающие один и тот же вид утром, в полдень и вечером.

В своих пейзажах Крымов всегда строго выдерживал общий тон и цветовую гамму. Он часто с возмущением говорил, что некоторые наши художники пишут пейзажи, в которых невозможно определить, какое время суток они изображают.

На второй год существования факультета ИЗО Пречистенского практического института неожиданно в его работе возникли осложнения, грозившие ему закрытием. Отдел художественного образования (ОХОБР) в лице заведующего, известного формалиста Д. Штеренберга, проявлявшего резко враждебное отношение к нашему факультету с самого начала его возникновения за реалистическое направление, стал искать повода к его закрытию. Чтобы выявить какие-либо недостатки в учебной работе факультета, которые можно было бы использовать в качестве предлога для его закрытия, Д. Штеренберг направил на факультет в течение года одного за другим шесть обследователей. Хотя "обследователи" не нашли никаких упущений в учебной работе факультета, но ОХОБР все же лишил его материальной базы, сняв со снабжения. Руководство института вынуждено было ликвидировать факультет ИЗО. Большинство наших студентов перешло во Вхутемас.

Бывшие студенты Пречистенского института, окончившие Вхутемас, при встречах со мной с большой теплотой вспоминают о закрытом факультете и с похвалой отзываются о его работе.

Кратковременное существование нашего факультета не прошло бесследно. Если Пречистенские курсы, существовавшие с 1897 года, мы называем пионером рабочего образования, то факультет ИЗО Пречистенского института с полным основанием можно назвать первым художественным вузом, возродившим реалистические методы преподавания и поставившим целью готовить кадры художников-реалистов.

Некоторые бывшие студенты Пречистенского института, учившиеся у Крымова - Я. Ромас, Н. Соболевский и многие другие - долгое время не теряли с ним связи и, как в прежние годы, приходили к Николаю Петровичу "хлебнуть" у него "подкрепляющего напитка советов и критики".

В последние годы я бывал у Крымова на даче в Тарусе, куда он постоянно выезжал на летние месяцы. Николай Петрович был в то время настолько болен, что не мог выходить из дома, но все же использовал каждое окно занимаемого им помещения, чтобы заняться своим любимым делом и написать тот или иной видный ему из окна или с террасы уголок Тарусы, находя в самом обыденном мотиве родной природы поэзию и красоту.