Experti sumus invicem fortuna et ego.
Судьба и я, мы испытали друг друга.
Письмо oт 18 декабря 1631 г.
1. Жак Дюпюи - Пейреску
Париж, 28 декабря 1626 г. [франц.]
Наш общий друг господин Рубенс уже три дня находится в Париже и пребывает в добром здравии, если не считать ушибленной ноги. Он провел три недели в Кале, поджидая некоего живописца, находящегося на службе у Герцога Букингама; этот живописец был послан во Францию, чтобы договориться с господином Рубенсом о покупке его коллекции. Кажется, господин Рубенс будет ожидать Герцога здесь. Я его сегодня видел. Он расспрашивал о Вас и просил передать привет Вам и Вашему брату. [...]
2. Жак Дюпюи - Валaвe
Париж, 4 января 1627 г. [франц.]
Господин Рубенс сейчас живет у Фламандского Посланника, приступ подагры у него прошел. Гарбьер [Жербье] отправился восвояси. Я уверен, что он продал свою коллекцию Герцогу Букингаму, как говорят, за восемьдесят тысяч франков1. Букингам сюда, по-видимому, не приедет.
1 (Коллекция Рубенса была оценена третьими лицами в 100 тыс. флоринов. За вычетом куртажа и цены еще не написанной картины Рубенс получил 84 тыс. флоринов (ср. IV, 39). Стоимость флорина была близка к французскому (турскому) франку.)
3. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Брюссель, 22 января 1627 г. [итал.]
Славнейший и досточтимейший Синьор.
Это письмо служит лишь для того, чтобы сообщить, что я счастливо добрался до Брюсселя, несколько пострадав от каменистых дорог и медлительной кареты, совершившей переезд за восемь дней с половиной. Нога моя продолжала болеть до Перонны, потом боль постепенно стала утихать и по приезде в Брюссель совершенно исчезла, и теперь я, благодарение Богу, от нее избавлен. Бог да обережет меня на будущее от назойливости и коварства этого домашнего врага. Пусть, когда дело касается меня, он остается за французской границей. О новостях сейчас писать не буду, так как у меня пока не было времени осведомиться о них. Мне пришлось бороться с клеветой, будто я ездил в Англию; некоторые люди внушили Светлейшей Инфанте и господину Маркизу столь твердую уверенность в этом, что мне с трудом удается своим появлением их разубедить. Конечно, это не государственное преступление, но если бы я в военное время без разрешения Государыни отправился во вражеское королевство, это расценили бы дурно. Однако это облако рассеивается, и истина начинает проясняться. [...]
4. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 28 января 1627 г. [итал.]
Славнейший Синьор.
С прошлой почтой я писал Вам, что счастливо достиг Брюсселя, а теперь, слава Богу, вновь нахожусь в Антверпене и могу с помощью покоя излечиться после испытанных мною невзгод. Новостей никаких или очень мало. Я справлялся о канале. Работы там сейчас прекращены из-за суровой зимы и необычайных морозов, так что земля стала непроницаема для железа. Однако работы уже далеко продвинулись и, насколько можно судить, сулят всяческий успех. На этом не кончаются планы Светлейшей Инфанты и господина Маркиза: они хотят проложить еще один канал от Мааса к Херенталю и соединить его с одной речкой, достигающей Антверпена [На полях: Он будет начинаться как раз там, где первый канал впадает в Маас, и послужит его продолжением]. Это великий проект с далеко идущими последствиями. Как я уже писал, по моему суждению, этот канал в течение многих лет будет причиной и местом военных действий во Фландрии. Его приходится строить с оружием в руках, что послужит занятием и военным упражнением для королевских войск, а многочисленные траншеи, редуты и крепости, потребные для защиты его от врага, смогут вместить гарнизоны солдат и тем самым несколько облегчить тяготы городов и деревень [На полях: Erunt tanquam castra aestiva el hiberna] [Они будут служить военными лагерями летом и зимой. - Лат.]. Это нечто среднее между бездеятельностью и наступательной войной, которая требует огромных затрат и усилий и приносит мало плодов, если ее ведут против народа столь могущественного и так хорошо защищенного искусством и природой. Вот все, что я могу Вам сейчас сказать. В заключение целую руки Вам и Вашему брату и препоручаю себя благорасположению Вас обоих.
Я не премину с первой же оказией послать Вам экземпляр книги о семействе Линден1. Весьма охотно готов служить Вам и во всех других случаях.
1 (Ф.-К. Бюткенс изъял из продажи свою только что изданную книгу "Генеалогия дома Линден", Антверпен, 1626, поэтому ее было очень трудно купить.)
5. Пейреск - Пьеру Дюпюи
Экс, февраль 1627 г. [франц.]
[...] Я с некоторым сожалением узнал, что коллекция господина Рубенса отправится за море, ибо она не могла бы находиться в более достойных руках, чем прежде, а также более служить публике. Я не удержался и упомянул об этом в последнем письме, посланном через Вас господину Рубенсу. Я этого не сделал бы, если бы был предупрежден, что сделку держат в тайне; будьте покойны, я больше не скажу ни слова ни ему самому, ни кому-либо другому.
6. Беседы господина Рубенса и Жербье относительно предполагаемого мирного договора, начиная с 1625 года
[Памятная записка Балтазара Жербье]. 1627 г. [франц.]
Когда в апреле 1625 года монсеньер Герцог Бэкингам был в Париже, господин Рубенс написал его портрет и по этому случаю встречался с Жербье и вел с ним беседы. [...] Заметив у Герцога Бэкингама поистине милосердное стремление к благополучию всех христиан, господин Рубенс после своего отъезда из Франции и разрыва между Испанией и Англией постоянно писал вышеупомянутому Жербье, что он крайне сожалеет о теперешнем положении дел и желал бы вновь увидеть ушедший Золотой век. Он просил Жербье объяснить господину Герцогу Бэкингаму, что Светлейшая Инфанта весьма опечалена настоящим состоянием дел и что она не должна от этого страдать, поскольку она более всего стремится поддерживать добрые отношения, не способствовала взаимному недовольству и не придумывала причин для разногласий. Если Его Величество Король Великобритании намерен требовать возвращения Пфальца1, это касается Императора и Короля Испании (в той мере, в какой распространяется его власть), однако доброе согласие, царившее в прошлом между Англией и Светлейшей Инфантой, должно быть сохранено и восстановлено, так как между ними нет никаких разногласий. [...] Герцог Бэкингам приказал Жербье ответить господину Рубенсу, что при всяком удобном случае он будет всеми силами способствовать всеобщему миру, если Испания имеет на этот счет некие реальные и подлинно христианские намерения, при условии, что будут учтены интересы Короля Богемии. Этот ответ (как писал господин Рубенс) был послан в Испанию, откуда ждали добрых вестей. Спустя несколько недель господин Рубенс сообщил, что из Испании получено распоряжение продолжать эту его переписку с Жербье, и в скором времени Светлейшая Инфанта получит более подробные разъяснения и указания.
1 (Сестра Карла I была женой Фридриха, курфюрста Пфальцского. Восставшие против императора чехи провозгласили его своим королем, но после победы имперских войск ему пришлось бежать в Голландию, а его владения попали в руки Габсбургов и герцога Баварского. Карл I требовал возвращения Пфальца Фридриху, сохранившему титул Короля Богемии.)
После того как английский флот отступил от Кадиса, господин Рубенс написал, что намерения изменились вместе с общим ходом дел. [...] Маркиз Спинола держал войска на берегах Фландрии, опасаясь десанта английской армии. Господин Рубенс вновь стал писать и спрашивать, склонны ли в Англии вести мирные переговоры, причем Инфанта и Маркиз брались получить на это полномочия из Испании. Тогда Жербье получил приказ дать ответ, копия которого прилагается. Он передал его в собственные руки господина Рубенса в Антверпене, куда Жербье отправился2.
2 (По инициативе Бэкингема Англия начала войну против Испании, а несколько позже и против Франции, поддержав восставших гугенотов Ла-Рошели, но военные неудачи заставляют Бэкингема и Карла I искать мира. Отсюда двойственность и колебания в их политике.)
7. Маркиз Спинола - Жербье
Брюссель, 24 февраля 1627 г. [франц.]
Мсье.
Господин Рубенс сообщил мне содержание писем, которые Вы ему передали от господина Герцога Букингама. Я счел уместным сказать Вам, что Вы можете продолжать порученные Вам переговоры с вышеназванным Рубенсом1. Молю Господа, да не оставит он Вас своею милостью.
1 (Записка дает Рубенсу полномочия вести переговоры.)
Готовый служить Вам Амброзио Спинола.
8. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 22 апреля 1627 г. [итал.]
Славнейший Синьор.
Я задолжал Вашей Милости два ответа на Ваши письма от 2-го и 16-го сего месяца. На прошлой неделе из-за разных дел я отложил сочинение письма до последнего вечера, но, когда я был готов за него приняться, явились новые препятствия, не позволившие мне исполнить мой долг. Я Вам чрезвычайно обязан за то что Вы постоянно посылаете мне прекрасные книги. Я получил "Библиотеку авторов по типографии Франции"1, но не имел еще достаточного досуга, чтобы прочесть ее; и мне только что принесли "Декларацию Короля"2. Целую руки Вашей Милости за обе книги. Я также получил через посредство господина Посланника посылку господина Пейреска и с радостью убедился, что мой друг вполне понравился и по-прежнему интересуется предметами древности, и в особенности камеями и медалями, по поводу которых он написал мне длинное письмо, изобилующее верными и новыми наблюдениями; это письмо доставило мне большое удовольствие. Я не премину ответить ему с первой оказией, но мне нужно некоторое время, чтобы услужить ему должным образом и отплатить той же монетой. Все вложенные в его посылку письма переданы получателям в собственные руки. Надеюсь, что Вы наконец получили книгу о Доме Линден, потому что я передал ее самому Антуану Сури3 [Приписка на полях: Он уверяет, что книга не может быть потеряна и что, кроме того, он ожидает на днях возвращения возчика, взявшего ее], и я сегодня же узнаю у него, почему она не доставлена по назначению. Наилучший путь для облегчения и сохранения нашей переписки - посредство господина Посланника; любезнейший господин де ла Мот4, со своей стороны, согласен озаботиться передачей наших писем. Впрочем, я не особенно доверяю исправности слуг знатных домов.
1 (Дюшен А. Библиотека авторов, писавших по истории и топографии Франции, изд. 2-е, 1627. Рубенс ошибочно пишет "типография".)
2 ("Декларация короля против г-на де Субиза".)
3 (Он же Мейс - владелец извозного дела в Антверпене.)
4 (Вероятно, Франсуа де ла Мот - друг Пейреска, заместитель генерального прокурора парламента в Париже.)
Но пора заняться самой сущностью письма Вашей Милости. Во-первых, очень существенно Ваше рассуждение о всеобщей бедности и нужде государей не только в Европе, но и во всем мире [Приписка на полях: В частности, у Султана нет в казне ни гроша, да и царь Китайский не богаче его]; мне самому часто приходили в голову подобные мысли, и я нахожу весьма странным то обстоятельство, что все христианские Короли одновременно оказались в столь безвыходном положении. Они не только все в долгах и их доходы заложены, но, кроме того, им крайне трудно найти новые способы, чтобы сколько-нибудь передохнуть и поддержать свой кредит. Соблаговолите поверить, что я говорю отнюдь не легкомысленно и что уловки здешнего Двора предназначены для черни, а не для нас. Теперь с точностью известно, что новый заем был размещен среди генуэзских и луккских купцов [Приписка на полях: Но этот заем, достигающий двух с половиной миллионов, не покроет наших нужд], и если бы я сам занимался этим ремеслом, то мог бы сообщить Вашей Милости подробности об этом займе и во что он обойдется нашему городу; но я не сомневаюсь, что после Вашего письма от 16-го Вы уже получили все нужные сведения, ибо невозможно сохранить в тайне дело, прошедшее через столько рук. Этим займом уничтожается или, во всяком случае, приостанавливается на несколько лет применение декрета5. Будь я одним из посредников, я счел бы себя в опасности и не стал ждать удара. В Испании прибегли к удивительному средству, чтобы избежать неминуемой гибели государства. Quartos de bilion6 были сведены до четверти их стоимости, с обещанием, что через четыре года владельцы получат возмещение на основании полной стоимости. Мне трудно поверить в истинность этого известия [Приписка на полях: Однако его считают вполне точным], и, по правде сказать, я еще не видел официального текста декрета. Возвращаясь к бедности монархов, скажу, что не могу объяснить ее ничем, кроме перехода сокровищ мира в руки большого числа частных лиц. Бедность казны не имеет иных причин: величайшая река, разделенная на множество ручьев, быстро высыхает. К тому же система экономии почти всех Государей так дурна и беспорядок так глубоко проник в их дела, что чрезвычайно трудно привести их в хорошее состояние. Купец, отец семейства, cuius rationes semel sunt perturbatae, raro emergit, sed aeres alieni ponded succumbens pessumdatur [дела которого однажды пошатнулись, редко выплывает, но, подавленный тяжестью долгов, обычно погружается на дно. - Лат.], так как ростовщические проценты растут по мере того, как доверие к нему уменьшается. Действительно, декреты Короля Испании moderando foenori [при помощи ограничения процентов. - Лат.] несколько поддержали жизнь государства, ибо проценты при займах доходили до 30 - 40 и даже выше во время особенной нужды [Приписка на полях: хотя и сведенные до 5, проценты достигают ежегодно огромной суммы].
5 (Филипп IV ограничил 4% выплату процентов по займам под предлогом борьбы с ростовщичеством, чтобы облегчить выплату процентов с огромных государственных долгов Испании. Желая получить новый займ, он приостановил действие этого декрета.)
6 (Испанская медная монета.)
Относительно того, что Ваша Милость пишет мне о канале, который якобы окончательно заброшен, я умоляю Вас верить, что мы здесь не слышали ничего подобного. Действительно, вследствие ужасных холодов и морозов этой зимы, а также по недостатку средств работы были приостановлены. Но приблизительно три недели тому назад Комиссар финансов собрал в нашем городе большую сумму денег для этой цели, и я не думаю, чтобы жители Льежа оказали теперь сопротивление этому предприятию [Приписка на полях: Хорошая гравюра, изображающая работы по сооружению канала, еще не отпечатана; но как только она будет готова, я не премину, как и обещал, послать ее Вашей Милости].
Мне лично представляется затруднением тот факт, что шлюзам, которые будут находиться под водой, во время разливов Рейна будет трудно вынести напор воды и освободиться от нечистот, принесенных рекой. Но дон Джованни де Медичи7 сказал мне, что он уже измыслил средство против этого. Разумеется, я не знаю, не представится ли какое-нибудь иное препятствие, поэтому следует дождаться окончания работ. Могу только сказать, что до сих пор работы ведутся весьма деятельно.
7 (Строитель канала.)
Я ничего не знаю о предполагаемой женитьбе Маркиза Спинолы на Герцогине д'Арсхот, - полагаю, что хотели сказать: на Герцогине де Крои8 [Приписка на полях: Эта дама славится красотой и духовной и телесной et omnibus una surripuit veneres] [и женские прелести все соединила в себе. - Лат.]9, о которой часто упоминают французские памфлеты. Его Превосходительство действительно очень любит и чтит ее; думаю, если бы Испанские Гранды могли жениться по своему желанию без разрешения Короля, он бы уже достиг заветной цели. Но до сих пор не известно ничего определенного по этому поводу et aegre capitur annosa vulpes [и трудно поймать матерую лисицу. - Лат.]10 [Приписка на полях: Маркизу Спиноле 57 лет, как он сам сказал мне]. Я думаю, что этот слух возник по недоразумению и вызван недавним браком Маркиза де Ренти и молодой Герцогини де Крои, дочери недавно убитого герцога де Крои и наследницы его состояния. [...]
8 (Женевьева д'Юрфе, ср. III, 4В.)
9 (Стих из Катулла, 86, 6.)
10 (Поговорка, которую приводит Эразм. Adagiarum Hhiliaoles Tres, 1520, p. 290.)
Я охотно верю, что Голландские Штаты предложили свое посредничество, чтобы уладить разрыв между Швецией и Данией; здесь уверены, что они поступят так же в отношении Англии и Франции. Лично я хотел бы, чтобы весь мир был в мире и мы могли жить в веке золотом, а не железном. Кончаю этим пожеланием и от всего сердца целую руки Вашей Милости.
Пьетро Паоло Рубенс.
9. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 28 мая 1627 г. [итал.]
[...] Дела общественные идут здесь самым тихим шагом, это не столько война, сколько отсутствие мира, или, вернее, неудобства войны без преимуществ мира. Во всяком случае, наш город изнывает, подобно телу, постепенно умирающему от истощения. С каждым днем убывает число жителей, ибо несчастный народ не может добыть себе средства к существованию ни ремеслом, ни торговлей. Надо надеяться, найдется некое средство смягчить это зло, вызванное нашим собственным неразумием, ежели не исполнится тираническое повеление: pereant amici, dum inimici intercidant [пусть пропадают друзья, лишь бы погибли враги. - Лат.]1; впрочем, и это пожелание не осуществится, ибо наши страдания намного превосходят малый ущерб, наносимый неприятелю. [...]
1 (Цицерон.)
10. Филипп IV - инфанте Изабелле
Мадрид, 15 июня 1627 г. [испан.]
[...] Я счел нужным выразить Вашему Высочеству свое глубокое сожаление, что вести столь важные переговоры поручено живописцу. Ясно, что престиж нашей монархии терпит большой ущерб, когда такой незначительный человек является представителем, к которому должны обращаться Посланники для обсуждения столь важных предложений. Конечно, сторона, вступающая в переговоры, не может выбирать посредника противной стороны, и Англия не видит неудобства в том, чтобы посредником был Рубенс, однако мы видим в этом неудобство величайшее. [...]
11. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 25 июня 1627 г. [итал. и лат.]
[...] Я стыжусь бесплодия своего ума, не сумевшего измыслить сюжетов, более подходящих к изложенной Вами теме1. Пока что я не нашел ничего более уместного, нежели история Кассиодора; сообщите более подробно, подходит ли это к случаю, тогда можно будет выбрать в ней наиболее примечательные эпизоды, и живописец, которому эта работа будет поручена, сделает рисунки, разместив сюжеты соответственно размерам простенков. Мне кажется, только в истории Кассиодора можно отыскать сюжеты для трех и более картин. Что касается супружеской любви, среди многочисленных примеров одновременной смерти супругов из любви друг к другу я пока нахожу мало таких, которые подошли бы к нашему случаю. Вы найдете у Валерия, Плиния, Фульгозия и других авторов гораздо больше примеров величайшей любви жен к их мужьям, нежели наоборот, а если таковые и встречаются, то это всегда трагедии, соответствующие жестокости тех времен. Но тот, кто над трупом жены поражает себя мечом, или восходит на костер, или перерезает себе горло, вроде Тиберия Гракха, не имеет ничего общего с изложенным Вами весьма спокойным случаем, где без всякого внешнего выражения следует изобразить вдовца, погруженного в похвальную скорбь в память о супруге.
1 (В письме обсуждается разработка двух тем, предложенных Дюпюи: 1) счастливый фаворит, переживший своего покровителя-государя, и 2) супружеская любовь и скорбь вдовца.)
Это лишь с трудом возможно передать в живописи, где подошло бы какое-либо более значительное действие, вроде мавра Рахума Бенксамута [На полях: из Липсия, в Примерах-политических, стр. 199, гл. XVII, § 20], который мужеством вернул себе жену, похищенную португальцами, или того неаполитанца, которого бросили в море, но он продолжал держаться за пиратский корабль, увозивший его жену, пока его не подняли обратно, чтобы стать вместе с нею несчастным рабом, но не жить свободным без нее. Но все это не подходит к предложенной Вами теме, так что вопрос требует более зрелого размышления. [...]
12. Пейреск - Пьеру Дюпюи
Экс, 18 июля 1627 г. [франц.]
[...] При первом удобном случае я поздравлю господина Рубенса с его новым званием1, которым я прежде называл его в письмах. Я почти отругал его (когда он попытался мне на это пожаловаться) за то, что он не старался его получить, пусть ни для чего иного, кроме удобства и приличия в надписях на адресованных ему письмах. Он извинился передо мной и воспользовался советом. Я и вправду бывал уязвлен всякий раз, надписывая адрес на письме к нему, и старался писать по-итальянски, чтобы при помощи "Славнейшего" и т. п. возместить остальное.
1 (Речь идет о звании "дворянин из придворного штата Ее Высочества". Рубенс получил дворянство в 1624 г., но соответствующее повышение его в придворной иерархии задержалось. )
13. Инфанта Изабелла - Филиппу IV
Брюссель, 22 июня 1627 г. [испан.]
[...] Жербье живописец, как и Рубенс. Герцог Букингам прислал его сюда с собственноручным письмом к Рубенсу, содержавшим его предложения, так что невозможно было отказаться их выслушать. Кто бы из них ни начал эти переговоры, если они будут продолжены, то их, конечно, следует доверить лицам значительным. Я поступлю так, как пишет Ваше Величество, и буду по возможности затягивать переговоры, не заключая никакого договора.
14. Сэр Дадли Карлтон - лорду Конуэю
Гаага, 25 июня 1627 г. [англ.]
Милорд.
В предыдущем письме я сообщал Вам о приезде Рубенса в Бреду и о соображениях, по которым Жербье отказался встретиться с ним в Севенбергене. Тогда он вернулся в Брюссель и немедленно получил там приказ ехать в Голландию. Теперь он здесь, и они с Жербье гуляют из одного города в другой под предлогом дел, касающихся живописи. Этот предлог послужит ему несколько дней, если он не станет задерживаться и уедет. Но если он останется здесь надолго, его обязательно схватят и с позором вышлют из страны. Все действия противной стороны здесь считаются обманом и ложью. Так они расценивают этого человека и других, как они выражаются, "эмиссаров", под разными предлогами посылаемых на территорию Соединенных Провинций, чтобы шпионить за государственными делами и распространять в народе слухи, будто Король Испании и Инфанта, которых время и опыт научили мягкости и сдержанности, готовы на разумных условиях оставить Провинции в покое, но здесь некоторые члены Генеральных Штатов и другие люди себе на пользу, чтобы сохранить поле деятельности и власть, сеют страх и недоверие и бесконечно удерживают страну в состоянии войны. В частности господин де Мерод, владелец обширных поместий и здесь и в Испанских Нидерландах, говорил нечто подобное; ему от имени Штатов было послано приказание предстать перед ними, но он заподозрил, в чем дело, и немедленно перешел границу. Я сообщил это Рубенсу, чтобы он не подвергся оскорблениям, которые отчасти отразятся и на других. [...]
Сам я с Рубенсом не говорил. По его словам, ему запрещено появляться в Гааге, если же я встречусь с ним в каком-нибудь соседнем городе (как аббат Скалья1 встретился с ним в прошлую пятницу в Дельфте), это вызовет много разговоров. Он сейчас в Амстердаме и собирается через Утрехт возвратиться в Брабант в будущую среду2. Оттуда он напишет нам после того, как туда приедет Дон Диего Мессия3. Жербье пока задержится здесь и дождется этих вестей, чтобы дать Его Величеству полный отчет, после чего Его Величество даст те указания, которые сочтет наилучшими.
1 (Аббат Алессандро Скалья - посланник герцога Савойского в Голландии, позже неоднократно сталкивался с Рубенсом на дипломатическом поприще.)
2 (Рубенс уехал из Голландии 6 августа. Ср. сообщение Зандрарта, VII, 10.)
3 (Диего Мессия (или Мексия), с 1627 г. маркиз де Леганьес, родственник Оливареса, был послан из Мадрида в Южные Нидерланды как представитель короля.)
Приезд Рубенса вызвал много шума, о нем заговорили, как только он явился в первую же гостиницу в Роттердаме, а потом толки все возрастали. Поэтому я послал моего племянника Дадли Карлтона к Принцу Оранскому и представителям Штатов, находящимся с ним в военном лагере4, чтобы сообщить им о происходящем. Пусть они не думают на основании ложных сообщений, что мы здесь тайно действуем в их отсутствие. По нынешним временам, когда все здесь исполнены подозрительности, следует быть как можно осторожней, чтобы избежать неприятностей.
4 (Фредерик Хендрик Оранскнй-Нассау, штатгальтер Голландии и главнокомандующий голландскими войсками, находился в лагере под Гролем, который он осаждал и 19 августа взял.)
[...] Наконец в эти Провинции приехал Рубенс, знаменитый живописец из Антверпена, человек, способный на гораздо более значительные дела, нежели раскрашивание рисунков кистью. Он явился под предлогом договориться с Жербье, доверенным слугой Герцога Букингама, о продаже статуй и картин, заказанных ему Букингамом. [...]
16. Пейреск - Пьеру Дюпюи
Экс, 1 августа 1626 г. [франц.]
[...] Я получил редкое удовольствие, читая письма господина Рубенса; он рожден, чтобы нравиться и услаждать людей всем, что он делает и говорит. [...]
17. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 2 сентября 1627 г. [итал.]
[...] Вот и все наши новости. Я рад, что оба пакета были благополучно доставлены Вашей Милости, и не премину послать Вам при первой оказии портрет Графа де Бюкуа1 и книгу о медалях Герцога Арсхота2. Поскольку мне больше нечего Вам сообщить, я почтительнейше целую руки Вашей Милости и господину брату Вашему.
1 (Шарль де Лонгваль, граф де Бюкуа - военачальник испанских войск во Фландрии, убит в 1621 г., тогда же Рубенс сделал в качестве образца для гравюры его портрет в аллегорическом обрамлении (Ленинград, Эрмитаж), который был награвирован Ворстерманом.)
2 (Второе издание книги, изданной Я. де Би в 1615 г.)
Я действительно написал с натуры портрет господина Маркиза Спинолы3, но он еще не награвирован на меди, потому что я был занят другими делами. Здесь уверены, что Герцог Букингам вернулся в Англию, оставив укрепления острова Ре тесно окруженными и осажденными4.
3 (Рубенс написал первый портрет Спинолы в 1625 г., после взятия Бреды, и второй - перед его отъездом в Испанию в январе 1628 г.; оба портрета существуют в нескольких экземплярах, но нет гравюры с них.)
4 (Во Франции вновь вспыхнула война между королем и гугенотами, и на этот раз Англия помогает гугенотам, пытаясь вернуть им остров Ре близ Ла-Рошели; оттуда и возвратился Бэкингем.)
18. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 9 сентября 1627 г. [итал.]
[...] Здесь говорят, что англичане захватили несколько голландских судов, но мне это представляется невероятным, разве что они хотят обновить их старинное знамя с девизом: "Друзья Бога, недруги всего света" [На полях: как пишет Жан Фруассар1].
1 (Жан Фруассар (1333 - 1410) - знаменитый французский хронист.)
[...] Я с большим удовольствием получил рисунок (хотя и дурно исполненный) мантуанской камеи2. Я много раз ее видел и держал в руках, когда служил у герцога Винченцо - отца нынешнего герцога. Думаю, это самая прекрасная в Европе камея с изображением двух голов. Я был бы Вам чрезвычайно благодарен, если бы Вам удалось получить от Синьора Гуискарда ее оттиск в сере, гипсе [На полях: прежде в Мантуе я видел ее гипсовые отливки] или воске. [...]
2 (Так называемая "Камея Гонзага" (Ленинград, Эрмитаж) с изображениями Птолемея и Арсинои.)
19. Рубенс - Жербье
Антверпен, 18 сентября 1627 г. [флам.]
Милостивый государь.
Поверьте, я делаю все возможное, а мои Властители относятся к делу с великим рвением, причем они оскорблены и возмущены Оливаресом: его пристрастия превозмогают все иные соображения и рассуждения, как я мог понять из слов самого Дона Диего (хотя он старается это скрыть)1. Совет Испании в большинстве своем придерживался того же мнения, что и мы, но его председатель принудил всех встать на его сторону. [...] Инфанта и Маркиз полны решимости продолжать переговоры в уверенности, что соглашение между Францией и Испанией не вступит в силу, ничего не даст и не продлится долго.
1 (Диего Мессия приехал в Брюссель только 9 сентября, он задержался в Париже, где по поручению Оливареса договорился о союзе между Испанией п Францией, направленном против Англии. Тем самым был положен конец мирным переговорам с Англией, тогда как от Мессии ждали указаний относительно их продолжения.)
[...] Картины для господина Герцога все готовы. Было бы хорошо, если бы Вы поручили это господину Ле Блоку2, и он специально приехал за ними сюда, если не представится иных оказий. Я передам их ему и помогу получить здесь освобождение от пошлины, но для этого нужно Ваше письмо с соответствующим запросом. [...]
2 (Антиквар, который наряду с Жербье был посредником при продаже Бэкингему коллекции Рубенса. Речь идет о перевозке второй части коллекции - картин, некоторые из которых были специально ради этого написаны Рубенсом и его помощниками.)
20. Пейреск - Пьеру Дюпюи
Экс, 18 сентября 1627 г. [франц.]
[...] Я купил здесь у Апостольской Бороды портрет графа д'Оливареса работы Рубенса, по-моему, весьма великолепный и величественный, а также портрет покойного графа де Бюкуа1 и еще несколько других. Среди них есть портрет господина Рококса, бургомистра Антверпена и большого знатока древности; купил я его потому, что он хорошо исполнен и нравится мне своей редкостной манерой, а также потому, что там изображен подлинный мраморный портрет Демосфена2, только, к сожалению, он совсем не похож на имеющийся у меня слепок с этого мрамора, и это меня очень заинтересовало. У торговца было всего два экземпляра этой гравюры, я послал один в Италию, а другой оставил себе; это были пробные оттиски, даже без имени Рококса. Я хочу написать самому Рококсу или господину Рубенсу и попросить их усилить сходство в статуе Демосфена. Мы подождем посылки с книгами и изображением Канала, ведь если его свернуть, чтобы вложить в почтовый пакет, получится слишком много сгибов, которые его испортят.
1 (Гравюры Понциуса и Ворстермана.)
2 (Гравюра Ворстермана с портрета работы ван Дейка (Ленинград, Эрмитаж, не позже 1621 г.), где изображен другой античный бюст. На гравюре он заменен бюстом Демосфена, который Рококс тем временем купил. Принадлежавший Рококсу бюст Демосфена воспроизведен в гравюре Витдука (1638) и действительно непохож на тот, что у Ворстермана.)
21. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 30 сентября 1627 г. [итал.]
Славнейший Синьор.
Я не могу пропустить случай приветствовать Вас письмом, хотя не имею сообщить чего-либо достойного Вашего внимания. Дела находятся в том же положении, только Дон Диего Мессия сделал предложение объединить все королевства и земли Короля Испании, чтобы в военное время они поддерживали друг друга, посылая за свой счет известное количество войск на весьма разумных условиях1. Это предложение было напечатано, и я не премину послать Вам первый же его экземпляр, который попадет в мои руки, но пока в Антверпене нет ни одного [На полях: Многие владения Короля уже согласились на это предложение, первыми были Арагон, Валенсия, Майорка и другие]. Это изобретено, чтобы поддерживать вечную войну в нашей стране за счет других. Все удивляются согласию испанцев на то, чтобы каждая нация сама назначала офицеров, командовала своими войсками и оплачивала их без вмешательства какого-либо королевского министра: ведь до сих пор правительство отвечало отказом на подобные предложения, сделанные подвластными владениями по собственному почину. Мы же будем служить местом военных действий и театром, где разыгрывается Трагедия, и взамен будем на это время освобождены от обязательства вносить свою долю; когда же наступит мир, мы в свою очередь станем снабжать войсками других. Поистине я хотел бы, чтобы это время уже наступило, ибо если предложение будет принято, думается, нам придется оставить всякую надежду на мир и покой, который может воспоследовать вследствие усталости Короля. Это даст ему возможность передохнуть и с легкостью поддерживать у нас оборонительную войну, не испытывая неудобств. Думаю, что в будущем нам предстоит не нападать на противника, а лишь удерживать его в определенных границах при помощи каналов, крепостей и траншей и по возможности ограждать наши Провинции от его нападений. Тем временем буря разразится над Германией и Данией, где наступление представляется более легким делом, а Фортуна указывает путь. [...]
1 (План создания постоянной армии из своих же подданных вместо наемников. Нидерландские провинции встретили его холодно и выставили множество оговорок. План не был осуществлен.)
22. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 25 ноября 1627 г. [итал.]
Славнейший Синьор.
Уже в моем последнем письме я выражал радость по поводу победы, одержанной Христианнейшим Королем над англичанами, которых он покрыл вечным стыдом и с большими потерями совершенно изгнал с острова Ре1. Я удивляюсь, что наша эскадра из Дюнкерка еще не прибыла по назначению. Некоторые говорят, что противные ветры не дали кораблям подойти к Франции, и они отправились мешать ловле сельдей, которая ведется в это время года, и что Адмирал Дорп2 вышел за ними в погоню. Ходят слухи, что он встретил их в Ирландии и вступил с ними в бой, но мы не имеем никакого подтверждения всех этих известий. В общем, надо признать, что Франция совершила славнейшее дело, разбив столь мощного врага, не прибегая к иностранной помощи.
1 (Между 8 и 17 ноября англичане оставили о-в Ре и отплыли. Испанская эскадра, которая должна была прийти на помощь французским королевским войскам, явилась слишком поздно.)
2 (Голландский флотоводец.)
Я получил "Письма Филарха против Нарцисса"3 и, прочтя большую часть книги, нахожу их прекрасными и вполне отвечающими моему вкусу как из-за прелести языка и иронии, с которой автор отражает и жалит противника, так и благодаря ясности и сжатости слога и искусству непрестанно восхищать читателя и приковывать внимание. Но теперь мне очень хочется получить также книгу господина де Бальзака, чтобы сравнить их между собой, и поэтому я прошу Вашу Милость соблаговолить прислать мне ее экземпляр. Я буду вдвойне обязан и признателен, если Вы вышлете мне также экземпляр "Жизни Генриха VII" Роджера Бэкона4. Я приобрел эту книгу по Вашему совету, когда покидал Париж; она до такой степени заинтересовала меня, что я не мог сберечь столько удовольствия для себя одного и одолжил книгу одному близкому другу, но я никакими средствами не мог заставить его вернуть ее мне. Это сделает меня более осмотрительным на будущее время, если я вздумаю давать читать книги. Умоляю Вашу Милость попросить у меня в обмен что-нибудь, что можно найти здесь и что пришлось бы Вам по вкусу. Я отправлю это Вам, так же как и книгу де Би, с каким-нибудь путешествующим приятелем. Такой случай не замедлит представиться, только бы Вы согласились несколько повременить.
3 ("Письма Филарха к Аристу" в двух томах (1627) - сочинение Гулю, генерала ордена фельянтинцев, где под именем Нарцисса подразумевается Гез де Бальзак, которого Гулю обвиняет в самолюбовании, безбожии и распутстве. Жан Луи Гез де Бальзак (1597 - 1654) - выдающийся французский писатель; его свободомыслие вызвало нападки церковников, в частности Гулю. Позже Рубенс прочтет и высоко оценит "Письма" Бальзака.)
4 (Ошибка, надо Фрэнсис Бэкон (1561 - 1626), философ и государственный деятель.)
Здесь у нас нет никаких новостей. Предложения дона Диего несколькими провинциями приняты, а другими - не полностью, как, например, Люксембургом. Некоторые же, как Брабант и Геннегау, обусловили принятие столькими оговорками и поправками, что успех дела становится сомнительным. В связи с этим будет созван Генеральный Совет Штатов всех провинций вместе. Так как мне нечего более сказать, я почтительно целую руки Вашей Милости и господину Вашему брату.
[...] Думаю, господин Маркиз будет желанным гостем в лагере Христианнейшего Короля, поскольку он великий мастер в ремесле, которым занимается сейчас Его Величество. Размышляя об изменчивости дел людских, я вспоминаю, как Короли Франции и Англии всячески старались побить Маркиза, когда он осаждал Бреду, а теперь Маркиз в роли друга посещает в его лагере Короля Франции, занятого точно таким же делом и осаждающего собственных мятежных подданных, причем Король Англии теперь - его противник, а герцог Гиз и дон Фадрике де Толедо совместно воюют на море с англичанами, которые стали общими врагами королей Франции и Испании. Однако я не могу поверить, что Король Французский оставит голландцев и перестанет помогать им в войне против Испании. Если не ошибаюсь, как только Ла-Рошель будет взята, Франция и Англия легко договорятся между собой и станут сообщниками и друзьями, как прежде, если не более близкими.
Герцогу Мантуанскому следовало бы умереть на несколько месяцев раньше - до того, как он продал англичанам свою коллекцию1, а герцог Неверский должен был бы приостановить дело, пока она еще не вывезена из Италии. [...]
1 (Винченцо II Гонзага ум. 26 декабря 1627 г., за несколько месяцев до того продал Карлу I часть знаменитой художественной коллекции Гонзага. Ему наследовал Карл, герцог Неверский, женатый на Марии, дочери его старшего брата Франческо IV; Карла Неверского поддерживала Франция. Император поддержал его соперника Чезаре Гонзага, и вскоре началась война. Оставшаяся в Мантуе часть коллекции Гонзага была разграблена имперскими войсками, взявшими город в 1630 г.)
24. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 20 января 1628 г. [итал.]
Славнейший и досточтимейший Синьор.
Учитывая на редкость дурную погоду, я не удивляюсь, что оба Маркиза1 потратили неделю на дорогу, если не считать первого дня (3-го числа сего месяца), поскольку они отправились в путь к вечеру. Пишут, что они вытерпели большие неприятности из-за дурных дорог, причем опрокинулось несколько фургонов с поклажей. Если я не ошибаюсь относительно присущего парижанам любопытства, появление знаменитого Маркиза Спинолы должно было вызвать некоторое стечение народа. Я рад, что Вы, увидев модель, сможете теперь лучше судить о сходстве портрета, работа над которым уже значительно продвинулась [На полях: зимой картины пишутся медленно, потому что краски сохнут с трудом]. Я получил два тома писем господина Бальзака и, листая их, прежде чем отдать переплести, встретил чуть ли не на первой странице его Филавтию2, из-за которой он заслуженно получил прозвище Нарцисса. В его стиле есть изящество и тонкость ума, который казался бы благородным, не будь он опьянен пустым тщеславием [На полях: Inest ille contemptor animus et commune nobilitatis malum, superbia3] [Он преисполнен пренебрежения и гордости - этого обычного недостатка знати. - Лат.]. Приношу Вам тысячу благодарностей за эти книги; мне хотелось бы также быть Вам полезным в подобных или иных, более значительных делах. Я пока не выслал Вам книгу де Би4, потому что она была sub praelo et jam prodiit auctior et ab eodem Auctore recognitus [На полях: Joanne Hemelario] [в печати и скоро выйдет, исправленная тем же автором - Иоанном Хемеларом. - Лат.]. Но при первой же возможности Вы ее получите.
1 (Амброджо Спинола, маркиз де лос Бальбасес, и Диего Мессия, маркиз де Леганьес, вместе ехали через Францию в Испанию.)
2 (Самовлюбленность (греч.))
3 (Саллюстий. Югурта, 68.)
4 (Второе издание книги де Би о золотых монетах из собр. де Крои с текстом Яна Хемелара.)
Господин Моризо5 своими похвалами превратил бы меня во второго Нарцисса, если бы я не приписывал все его высокие и приятные слова учтивости и прилежанию, ибо он воспользовался моей работой как слабым поводом для упражнения своего красноречия. Стихи его поистине восхитительны и по изобилию вдохновения превосходят наш век, я же никогда не имел в мыслях жаловаться на что-либо, кроме моего несчастья, что столь великий поэт, оказав мне честь восхвалять мои произведения, не был осведомлен о всех тонкостях сюжетов. Правда, трудно все их точно уяснить без некоторых пояснений самого автора. Я не могу сейчас ответить на его письмо, но при первой возможности охотно это сделаю и уточню то, что он опустил, изменил или исказил in alium sensum [в ином смысле. - Лат.]; таких мест не много, удивительно, что он по одному виду проник столь далеко в глубь смысла. Правда, я не нахожу письменной программы этих картин, а память моя может оказаться не такой надежной, как мне хотелось бы, но я сделаю что смогу, чтобы удовлетворить его. Наш Посланник6 давно просил разрешения оставить свой пост и теперь с радостью уезжает, но боюсь, дело еще будет тянуться некоторое время, его преемника назначат не так скоро, как ему бы хотелось, если только он лично не добьется этого от Светлейшей Инфанты, воспользовавшись ее женской податливостью. Здесь не происходит ничего нового, и потому я кончаю, целуя руки Вам и Вашему брату.
5 (Моризо вновь издал свою поэму "Галерея Медичи" и послал экземпляр Рубенсу с письмом, состоящим из комплиментов.)
Я получил Ваше любезнейшее письмо от 20-го числа сего месяца вместе с письмом от нашего Посланника, неожиданным для меня, так как на основании его же собственного сообщения я полагал, что он уже уехал из Парижа. Мне приятно, что господин Маркиз с удовлетворением покидает Ваш двор; на основании близкого знакомства могу свидетельствовать, что он поистине заслуживает, чтобы с ним обращались, как с благородным человеком. Это самый благоразумный и осмотрительный из всех знакомых мне людей, очень скрытный относительно своих замыслов и неразговорчивый более из боязни сказать слишком много, чем от недостатка ума или дара речи. О его мужестве я не говорю, ибо оно всем известно. В опровержение моего первоначального мнения [На полях: я сомневался в нем, поскольку он итальянец и генуэзец], я многократно убеждался в его честности и твердости его слова. Что же касается моей Галереи, я и не предполагал, что Его Превосходительство возьмет на себя труд пойти ее посмотреть, ибо он разбирается в живописи и наслаждается ею не более, чем какой-нибудь грузчик; если же он пошел туда, то только ради Королевы-Матери. Напротив, его зять маркиз Леганьес1 относится к числу величайших поклонников этого искусства. Я начал работу над эскизами для второй Галереи; думается, она будет величественнее первой, соответственно достоинству темы, так что я надеюсь скорее подняться выше, нежели спуститься. Только бы Бог дал мне жизнь и здоровье, чтобы довести дело до конца, а Королеве-Матери - время, чтобы долго наслаждаться своими золотыми палатами.
1 (Мессия был обручен с дочерью Спинолы Поликсеной и по возвращении в Испанию женился на ней.)
Здесь нет никаких новостей о делах мира и войны или каком-либо ином важном событии. Сюда приехал резидент Дании при Генеральных Штатах Соединенных Провинций2, он имеет наше разрешение на проезд и отправляется в Англию. Благодарю Вас за Триумфальную надпись3, но здешние знатоки грамматики сомневаются, что слово fugatis начинается с короткого слога. Мне же она кажется торжественной и прекрасной. Купец по имени Ян ван Мехелен [На полях: его считают агентом отцов-иезуитов], отправившийся на Сен-Жерменскую ярмарку, передаст Вам книгу де Би. При первом удобном случае я пошлю Вам также Stemmata Principum4 Мирен. Не имея более, что сказать, целую руки Вам и Вашему брату.
2 (Иосиас Фосберген, безуспешно пытался вмешаться в дипломатические взаимоотношения Дании, Голландии и Испании.)
3 (Латинское приветствие по поводу победы французов над англичанами под Ла-Рошелью.)
4 ("Гербы князей Бельгии", Брюссель, 1626, автор - гуманист Мирей.)
Я очень рад, что господин Пейреск здоров. Я передал его ящичек с отпечатками одному другу, который вручит его ему в собственные руки.
Извините меня за небрежность: я думал, что это целый лист бумаги, а когда увидел, что часть обрезана, было уже поздно переписывать письмо. Господин Посланник не сообщил мне, каким путем следует теперь посылать наши письма. По собственному почину я отправляю это письмо господину секретарю Ле Клерку5 в надежде, что он передаст его Вам. Здесь такой сильный холод, что чернила застывают на конце пера.
5 (Секретарь посольства Южных Нидерландов в Париже.)
26. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 6 марта 1628 г. [итал.]
Славнейший и досточтимейший Синьор.
Я получил второй том "Филарха" вместе с Вашим пунктуально отправленным письмом и бесконечно благодарен Вам за то и другое. К сожалению, я не смогу ответить Вашей Милости так подробно, как хотел бы: мне пустили кровь из правой руки, и это мешает мне писать, потому что рука болит сильнее, чем обычно. Впрочем, благодарение Богу, болезнь невелика; надеюсь, она легко пройдет и я вновь буду в состоянии участвовать в нашей переписке - ведь у меня нет брата, который писал бы за меня. Вместе с этим письмом Вы получите два экземпляра книжечки господина Гроция - De Vera Religione1 и книгу Кардано De Prudentia Civili2.
1 ("Об истинности христианской религии".)
2 ("О мудрости в делах гражданских"; Джеронимо Кардано - итальянский врач, математик и астролог XVI в. Обе эти книги были только что изданы в Голландии и присланы Рубенсу знакомыми, которые у него там были.)
Здесь думают, что война в Италии уже началась с согласия Губернатора Милана и генуэзцев, ведет же огонь Герцог Савойский. Die aliquem sodes hie Quintiliane colorera [Скажи, пожалуйста, Квинтилиан, какой цвет надо в этом видеть. - Лат.]3. Признаюсь, я подобен Даву4 в этом деле и не вижу убедительного предлога для войны, кроме одного только государственного интереса. Я не могу больше писать и потому от души целую руки Вам и Вашему брату и препоручаю себя Вашему благорасположению.
3 (Ювенал. Сатиры, VI, 279. Герцог Савойский в войне за наследство Гонзага был на стороне Испании и императора (хотя совсем недавно воевал с ними), причем сам претендовал на герцогство Монферрат, принадлежавшее Гонзага наряду с герцогством Мантуей.)
4 (Дав - невежественный раб в комедиях Плавта и Теренция и сатирах Горация.)
Антверпен, 30 марта 1628 г. [испан., перевод с итал.]
Ваше Превосходительство.
Ее Высочество видела и одобрила все эти письма и приказала отослать их в пакете Вашему Превосходительству с чрезвычайным курьером, который, по словам Ее Высочества, скоро должен отправиться в путь, хотя можно было бы послать курьера ради одного этого пакета. Кроме того, Ее Высочество велела мне написать Жербье и заверить его Короля и Герцога в ее намерении сделать все возможное, чтобы способствовать переговорам, используя переписку с ее племянником - Королем; она приказала также сообщить им, что она поручит Вашему Превосходительству приложить к этому все усилия и употребить все средства, какими Вы располагаете при Испанском Дворе. Я надеюсь, что благодаря Вам мы скоро получим ответ и решение в соответствии со словами из Вашего письма, что наш повелитель Король весьма расположен заключить мир с теми, с кем он воюет. По крайней мере я скоро узнаю от Вашего Превосходительства, смогу я этой весной совершить путешествие в Италию или нет. На сем кончаю.
Мне пишут из Парижа, что голландские посланцы были там хорошо приняты, а предложенное ими посредничество для заключения мира с Англией было приятно Королю.
Педро Пауло Рубенс.
28. Пейреск - Абрахаму де Фрису
1 (Абрахам де Фрис (ок. 1590 - после 1650) - голландский портретист, работал во Франции, в 1628 г. - в Антверпене, затем вновь во Франции, в 1630 г. вернулся в Голландию. Пейреск покровительствовал ему.)
Экс, 18 апреля 1628 г. [франц.]
Мсье.
Господин Пикери2 привез мне письмо от господина Рубенса, полное учтивейших комплиментов, в частности относительно его портрета: я просил его разрешения на то, чтобы скопировали какой-нибудь его портрет, им самим написанный. Сочиняя ему ответ, я подумал, что Вы охотно окажете мне услугу, занявшись этим делом. Если господин Рубенс одолжит Вам какой-нибудь свой похожий портрет, Вы легко найдете умелого человека, который сделал бы для меня хорошую копию. Нужна только голова и отчасти грудь, чтобы картина была примерно такого размера, как Вы видели в моем кабинете, где для нее оставлено место. [...]3
2 (Николас Пикери - антверпенский купец, обосновавшийся в Марселе. Был женат на одной из сестер Фоурмент, а их брат Даниель Фоурмент в 1619 г. женился на Кларе Брант, сестре Изабеллы, таким образом Пикери был в родстве с Рубенсом.)
3 (Далее следует поручение прислать портрет Гевартса, написанный для Пейреска Яном Коссирсом, портреты Жана Жака Шиффле и Эриция Путеана.)
29. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 20 апреля 1628 г. [итал.]
Славнейший и досточтимейший Синьор.
Я получил от господина де Пейреска пакет, на который невозможно ответить сразу так хорошо, как того требуют мой долг, его ученость и различные его вопросы и просьбы. Несомненно, следовало бы собирать и публиковать его письма, исполненные прекраснейших рассуждений и наблюдений. Надеюсь, что со следующей почтой смогу восполнить эту мою неисправность.
Благодарю Вашу Милость за любопытное сообщение об итальянских делах; они чрезвычайно меня волнуют, поскольку я лет шесть1 служил дому Гонзага и эти государи обращались со мной наилучшим образом. Однако, на мой взгляд, вряд ли возможно надеяться на успех Герцога Мантуанского в этой войне: он окружен врагами, и оказать ему помощь будет трудно. Я много раз видел новую цитадель Казале, она почти не связана с городом и очень велика - го крайней мере на треть больше нашей антверпенской. Чтобы защитить ее от осады войск Императора и Короля Испании, нужно не меньше шести тысяч человек. Мне случалось видеть, как дурно все эти синьоры ведут хозяйственные дела, и потому я не думаю, чтобы среди стольких изменений и новшеств цитадель снабдили провиантом и боеприпасами для долгой осады. Город Казале хорошо укреплен для обычного употребления, но недостаточно, чтобы сопротивляться приемам военного искусства, которые теперь в ходу в нашей стране. Старый замок там хорош, но очень мал; если цитадель будет потеряна, то можно счесть погибшим и все государство. Если бы ненависть итальянцев к испанскому господству не превозмогала все иные соображения, я весьма сомневался бы в верности жителей Монферрата дому Гонзага, против которого в правление Герцога Гуилельмо они устроили заговор [На полях: при поддержке Герцога Савойского] и порешили зарезать одновременно и отца и сына его дона Винченцо в момент возношения св. Даров. Заговор был раскрыт, и дон Веспасиано Гонзага ди Саббьонета, которому было поручено позаботиться ле quid Respublica detrimnti caperet [чтобы государство не потерпело ущерба. - Лат.]2, обошелся с ними жестоко, со справедливой суровостью, а не милосердием, и многие головы пали от руки палача. Позже Герцог Винченцо и его сыновья, великие моты, щедро тратившие деньги своих подданных, вечно досаждали жителям тяжелейшими поборами и налогами. Впрочем, как я сказал, жители очень мало любят Испанию, зато всегда сохраняли расположение к Савойе, если эта их склонность не остыла из-за последних войн и из-за нынешнего союза Герцога Савойского с испанцами. Поверьте, за исключением Казале, вся страна открыта завоевателям, так как города не укреплены на современный лад3. [...]
1 (В действительности восемь. Рубенс вообще часто неточен в датах, именах, названиях и пр.)
2 (Древнеримская формула.)
3 (Рубенс был прав, Карла Неверского спасло только вмешательство французской армии, заставившей имперские войска снять осаду с Казале.)
30. Филипп IV - инфанте Изабелле
Мадрид, 1 мая 1628 г. [испан.]
[...] Маркиз де лос Бальбасес сообщил мне о нескольких письмах, полученных им от Рубенса и относящихся к переговорам последнего с Жербье касательно мира с Англией, которыми весьма интересуется Ваше Высочество. Чтобы дать понять Рубенсу, сколь желательно такое соглашение, я приказал Маркизу ответить, что я весьма благосклонно отношусь к этим переговорам, и Рубенс может передать этот ответ, о чем я и сообщаю Вашему Высочеству. Я желаю также, чтобы Вы послали к Рубенсу курьера за полученными им подлинными письмами и шифровками, связанными с этим делом. В них могут заключаться слова, на которые Рубенс не обратил внимания; он мог также произвольно что-либо добавить или опустить. Следует видеть, на каких основаниях ведутся переговоры и какие люди в них участвуют. Я желал бы, чтобы Вы, Ваше Высочество, распорядились наилучшим образом по своему усмотрению всем этих делом и сообщили мне о своих намерениях. Да хранит Вас Господь и пр.
31. Рубенс - Пейреску
Антверпен, 19 мая 1628 г. [итал. и лат.]
Славнейший Синьор.
После того как я написал Вам по поводу древней живописи, найденной в садах Вителлия1, я принялся припоминать ее как можно лучше и, кажется, нашел ошибку в моем описании, потому что новобрачная облечена в широчайший белый, слегка желтоватый пеплум. Она закутана до самой шеи, укрыта с головы до ног и сидит задумчиво и печально, а полуобнаженная женщина прикрыта только лиловой одеждой. Брачное ложе украшено резьбой. Затем, если я не ошибаюсь, поодаль стоит старуха, вероятно, служанка, держащая корзиночку и жертвенный сосуд, по всей вероятности, для новобрачной. Поразмыслив, я припоминаю, что большинство римских знатоков считали полуобнаженного и увенчанного цветами юношу новобрачным, который с нетерпением, как бы из засады, смотрит на невесту и подслушивает, о чем разговаривают женщины. О трех женщинах, приносящих жертву, из которых две в лучистых венцах, а третья, как мне кажется, в митре, я не могу сказать ничего положительного, кроме того, что они должны быть богинями, охраняющими брак и чадородие. Может быть, одна из них - царственная Юнона, которую я, впрочем, никогда не видел в таком головном уборе, а другая - Люпина, ибо лучи, без сомнения, знаменуют свет, и сама луна заимствует свое сияние от солнечных лучей.
1 (Имеется в виду "Альдобрандинская свадьба" (теперь Ватикан, Музей) - знаменитая античная роспись, найденная в Риме в 1606 г. и принадлежавшая кардиналу Альдобрандини. Спустя 20 лет после того, как он ее видел, Рубенс описывает ее почти точно, причем часто переходит с итальянского на латынь.)
О группе, находящейся по другую сторону ложа и соответствующей группе жертвоприношения, я писал в предыдущем письме. Вот все, что я могу сказать, впрочем, весьма сбивчиво по памяти и без подготовки. Но если Вы соблаговолите прислать мне рисунок (чтобы я мог судить с уверенностью, он должен быть раскрашен и хорошо исполнен), я выскажу более отчетливое и основательное мнение.
Кончая письмо, я целую от всего сердца руки Вашей Милости и поручаю себя Вашему благорасположению.
Во вторник вечером с лионской почтой я получил Ваше письмо от 27 апреля, а в прошлую субботу Ваш родственник господин Пикери приезжал сюда специально, чтобы передать мне в собственные руки ящичек с отпечатками в отличной сохранности: ни один из находившихся в нем 56 отпечатков не был поврежден1. Я чрезвычайно признателен за величайшую любезность Вам и господину Пикери, который доставил мне это удовольствие, проявив такую заботливость, рвение и благожелательство. [...] Содержимое ящичка послужило мне сладчайшим и роскошнейшим лакомством, какое я пробовал в жизни, я не мог налюбоваться красотой и совершенством этого сокровища гемм, относящихся к самым благородным и редким среди всех резных камней древности. Я наслаждался изображениями на отпечатках почти так же, как если бы видел сами геммы.
1 (Рубенс прислал отпечатки в воске или гипсе античных гемм, принадлежавших ему и некоторым другим антверпенским коллекционерам, в связи с проектом издать гравюры с них. Письмо Рубенса с комментариями к ним не сохранилось.)
Большие камеи с Александром Великим, по-моему, особенно удивительны, а также изображения царственных женщин: Клеопатры, Агриппины, Ливиллы, Мессалины; думаю, по прошествии стольких веков им теперь нет цены. Антиох вместе с его супругой - величайшая редкость, а Константин Великий вполне достоин изображенного лица. Еще прекраснее большой Клавдий с эгидой, Минерва и статуя Августа с трофеем и Купидоном; если по красоте цвета камень соответствует искусной резьбе, думается, его следует отнести к числу благороднейших. Впрочем, мне хотелось бы видеть оригинал и выяснить, полностью ли он античной работы. Ведь часто встречаются античные произведения, которые остались незавершенными и были в наши дни закончены рукою ремесленника. Вы сами верно заметили, что голова была подправлена; боюсь, что аналогичным образом был подправлен и трофей, возможно, оставшийся незавершенным в античные времена; особенно это касается Купидона, помещенного, как мне кажется, необычным образом. [...] Кончаю, принося бесконечную благодарность за то, что Вы уступили мне наконец, обещав прислать свой портрет2. [...]
2 (В ответ на просьбу о копии с его портрета Рубенс, видимо, обещал сделать ее сам.)
33. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 19 мая 1628 г. [итал.]
Все согласны с тем, что Вы мне пишете о Ла-Рошели: город обречен, а канал так хорошо охраняется, что осажденным нечего надеяться на помощь англичан. Только голландцы в своих печатных новостях упорно утверждают обратное - столь действенны связи религии [На полях: а также, возможно, и мятежа и общей ненависти ко всем монархам и князьям]. Между тем из-за одолжений, оказанных им в прошлом французской короной, и возможной нужды в его помощи в будущем они должны были бы радоваться любому успеху Его Христианнейшего Величества. Мы надеемся - как и Вы, судя по Вашему письму,- что в конце июня Маркиз возвратится во Фландрию; трудно поверить, что будут дурно обращаться с отцом, чей сын1 получил командование кавалерией Миланского герцогства, не имея никаких заслуг.
1 (Диего Мессия, муж дочери Спинолы.)
Заговор в Генуе был ужасен2. Думают, что Герцог Савойский подстрекал к мятежу, ведь он неустанно вмешивается тайком в подобные дела. Недовольство этого народа имеет самые законные причины, как признавали в беседах со мной многие генуэзские вельможи, придерживающиеся самых умеренных взглядов; оно никогда не прекращалось и не прекратится, пока эта Республика не изменится или не погибнет. Знать захватила там тираническую власть, в нарушение договоров и соглашений, которые были заключены и торжественно скреплены клятвой после необычайно длительной и жестокой борьбы между знатью и народом. По условиям соглашения ежегодно несколько наиболее заслуженных горожан получали дворянство, и таким способом народ мог участвовать в делах магистрата и получать государственные должности. Однако его злостным способом лишили этого преимущества: сговорившись между собой, дворяне никогда не отдают кандидатам полного числа голосов или шаров, так что за многие годы через эту баллотировку не прошел никто, и народ полностью лишен почестей и всякого участия в управлении, то есть плодов Мира, завоеванного ценой великих усилий. Следует отметить, что новые дворяне, в силу договора в свое время с согласия народа вошедшие в число старой знати, особенно упорно стараются лишить этой чести своих собратьев в надежде, что со временем их дворянство созреет и сравняется со старым (старая же знать стоит выше и не хочет с ними смешиваться), если принятие их собратьев не будет умножать число дворян и напоминать об их недавнем происхождении. Я подробно остановился на этом потому, что не раз бывал в Генуе и был близким другом некоторых выдающихся людей из этой Республики. [...] Не имея более, что сказать, почтительно целую руки Вам и Вашему брату.
2 (Заговор в Генуе в 1628 г. с целью обеспечить более широкое участие жителей в управлении республикой был раскрыт, заговорщики казнены. Герцог Савойский действительно был подстрекателем.)
Я получила письмо Вашего Величества от первого числа сего месяца относительно мирных переговоров с Англией, которые ведутся через Педро Пабло Рубенса. Исполняя желание Вашего Величества, я приказала ему отдать все подлинные и шифрованные письма, адресованные ему и относящиеся к этому делу. Он ответил, что готов исполнить повеление, но что никто, кроме него, не поймет этих писем из-за употребленных там терминов; к тому же они частично касаются личных дел, не связанных с переговорами. Пусть Ваше Величество соблаговолит назвать здесь доверенное лицо, которому он мог бы их показать, и он это сделает, или он пришлет их в Брюссель, к нашему двору. Он исполнит все, что Вашему Величеству благоугодно будет приказать. Судя по тому, что сообщил мне Посланник Лотарингии и что говорят повсюду, англичане несомненно хотят заключить мир с Вашим Величеством. Что касается меня, не сомневаюсь, что Рубенс точно изложил предложения Жербье.
35. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Антверпен, 15 нюня 1628 г. [итал.]
[.. ] Сюда приехал английский дворянин1, который везет в Англию картины из Мантуи. Он сообщил мне, что они находятся в пути в целости и сохранности и на днях основная их часть прибудет в Антверпен. Эта купля-продажа так меня огорчает, что мне хочется, взяв на себя роль гения Мантуанского государства, воскликнуть: Migremus hinc! [Удалимся прочь отсюда! - Лат.].
1 (Придворный музыкант Никола Ланье.)
36. Филипп IV - инфанте Изабелле
Мадрид, 6 июля 1628 г. [испан.]
Светлейшая Государыня.
Я прочел письмо Вашего Высочества от 31 мая, содержащее ответ на мое письмо к Вам относительно Педро Пабло Рубенса. Поскольку он дал понять, что приедет сюда, если ему это прикажут, и привезет находящиеся у него письма и бумаги, касающиеся переговоров с Англией, то было бы хорошо, чтобы Вы предложили ему это исполнить. Однако предварительно следует договориться с ним и предупредить, чтобы он привез сюда все бумаги, которыми он располагает. Если англичане пожелают тайно прислать в один из портов Бискайи лицо, снабженное соответствующими полномочиями, Ваше Высочество могли бы дать ему паспорт; в таком случае приезд Рубенса будет более полезен. Однако не следует настаивать на этом, но предоставить ему действовать в соответствии с его собственными интересами. Господь да хранит Ваше Высочество, как я того желаю. Добрый племянник Вашего Высочества
Я, Король.
37. Рубенс - Жаку Дюпюи
Антверпен, 20 июля 1628 г. [итал. и лат.]
[...] Я устал повторять, что наш Маркиз слишком долго не может завершить свои (то есть нашей страны) дела в соответствии со своими и всеобщими желаниями. Он отправился с добрым и мужественным намерением прервать летаргию, в которую, похоже, погружены Король Испании и его министры, чтобы они наконец открыли глаза, положили конец бедствиям Европы и соблаговолили не спотыкаться более, к своему непрестанному ущербу и горю, об этот несчастный камень преткновения - Голландию. Камень же этот закрывает путь не столько на деле, сколько из-за некоего пристрастия к словам1. Но тщетно говорить с глухими2. Два месяца назад Его Превосходительство уведомил Светлейшую Инфанту, чтобы она не писала ему в Мадрид: курьер его там уже не застанет; но его расчет не оправдался, и дела не закончены, так как с тех пор от него нет известий. Думаю, испанцы надеялись обмануть этого проницательного человека, как они обычно надувают всех, кто по какому-либо делу приезжает к мадридскому Двору: их отпускают с пустыми обещаниями и потом держат в постоянном ожидании из-за несделанных дел, манят пустой надеждой и наконец оставляют ни с чем. Но наш Маркиз прозорлив. Поверьте, он не возвращается потому, что настаивает на выборе: Мир или Война; он возвратится только тогда, когда получит полные инструкции для заключения мира или все необходимое, чтобы вести войну как следует.
1 (Испанское правительство ни за что не хотело юридически признать фактическую независимость Голландии.)
2 (Вергилий. Энеида, IV, 340.)
Светлейшая Инфанта в последнее время была больна почечными коликами, вызвавшими небольшой жар, но благодаря кровопусканию и другим подходящим к случаю средствам ей теперь, слава Богу, стало лучше. Ее здоровье очень важно для нашей страны, ибо эта Принцесса обладает всеми добродетелями своего пола, а долгий опыт правления в здешних землях избавил ее от предвзятых представлений, которые новички привозят сюда из Испании. Так что, думаю, если бы Ее Высочество вместе с господином Маркизом могли вершить дела правления по своему усмотрению, все пошло бы как по маслу а вскоре стали бы заметны большие изменения не только у нас, но и повсюду: ведь теперь интересы всех стран связаны одной цепью. Но у руля стоят люди неумные и не способные прислушаться к совету других, они не приводят в исполнение собственных планов и не терпят чужой мудрости. Во всяком случае, нам не известно ничего определенного о том, с чем возвратится господин Маркиз, но его молчание не сулит ничего хорошего. Все это сказано доверительно и должно остаться между нами. [...]
38. Рекомендация Рубенса Деодату Дельмонте
1 (См. часть I, № 60. Дельмонте стал учеником Рубенса еще до его отъезда в Италию.)
Антверпен, 19 августа 1628 г. [лат.]
[...] В год от Рождества Христова 1628, августа 19 дня, в моем, Петера ван Бресегема, Нотариуса [...], присутствии, а также в присутствии нижеподписавшихся свидетелей, прославленный господин Петер Пауль Рубенс, дворянин из штата Светлейшей Инфанты, счастливой правительницы этих мест, известный во всем мире как законный князь всех живописцев нынешнего века, по достойной просьбе господина Деодата ван дер Монта, лично заявил [...] следующее. Он знал и знает жизнь господина Деодата, его нрав, веру, происхождение и репутацию, ибо много лет назад держал его в своем доме, дабы тот изучал искусство живописи у господина Заявителя; оный господин Деодат столь основательно и хорошо изучил это искусство, что вскоре достиг замечательных успехов. Когда господин Заявитель посещал различные страны, прежде всего Италию, а также иные края и государства, господин Деодат постоянно за ним следовал и сопровождал его во всех поездках. Везде и всюду он показал себя человеком услужливым и бескорыстным, правдивым и изобретательным, прилежным как в своем благородном искусстве, так и в иных делах, порядочным, честным, человеколюбивым и на редкость преданным истинной святой Католической Римской вере, так что указанному господину Заявителю, своему Учителю, стал чрезвычайно дорог, да и всем, кто его знал, был приятен и любезен. Когда прошло установленное время, оный господин Деодат по зову своих родителей удалился от господина Заявителя как друг, с почетом и наивысшей похвалой. Наконец, вступив в брак, он так праведно, почтенно и безупречно жил в этом городе, что заслужил любовь и благосклонность всех, кто имел с ним дело, в особенности же господина Заявителя, с которым почти ежедневно общался. Господин Деодат просил, а господин Заявитель выразил согласие, чтобы обо всем этом был составлен официальный документ, что и было исполнено в доме указанного господина Заявителя в присутствии Юста Эгмонта и Гулиельмо Панеелса2, свидетелей, нарочно для сего призванных. Господин Заявитель подписал своим именем настоящий документ в моем, Нотариуса, присутствии; я подтверждаю истинность подписей и по просьбе и настоянию [ван дер Монта и Рубенса] подписываю документ. [Подпись]3.
2 (Ученики Рубенса.)
3 (Неизвестно, для чего Дельмонте была нужна эта рекомендация, опубликованная в кн.: В ie С. d e. Het Gulden Cabinet vand edel vry Schilder const..., I. Antwerpen, 1661, p. 135 - 136.)
1 (Опись совместного имущества Рубенса и Изабеллы Брант на день ее смерти 20 июня 1626 г. По кутюмам Антверпена половина имущества принадлежала ей и переходила к ее детям Альберту и Николасу. Опись составлена Рубенсом накануне отъезда в Испанию совместно с отцом и братом Изабеллы - Яном и Хендриком Брантами - в качестве опекунов детей.)
Антверпен, 28 августа 1626 г. [флам.]
[...] Также следует знать, что отец этих детей после смерти их матери продал из рук в руки за наивысшую возможную цену Герцогу Букингаму в Англию некие картины, древности из мрамора, агаты и иные драгоценности на сумму сто тысяч гульденов, из которой следует вычесть шестнадцать тысяч, а именно шесть тысяч гульденов за картину "Вознесение блаженных душ"2, которую указанный отец обязался в числе прочих картин передать господину Герцогу и которая ко дню смерти покойной еще не была начата, а остальные десять тысяч гульденов отданы, согласно обещанию, тем, кто служил посредниками при продаже вышеуказанных коллекций Герцогу3, в итоге получена сумма в 84 тысячи гульденов.
2 (По-видимому, так и не была исполнена, хотя Рубенс начинал над ней работать.)
3 (Жербье и Ле Блону.)
Также основные картины и прочие картины кисти различных мастеров, относящиеся к данному имуществу, включены в особую опись, подписанную отчитывающимся лицом [Рубенсом] и опекунами; в удобное время они должны быть обращены в деньги, здесь же они упоминаются для памяти4.
4 (Опись не сохранилась. Эти картины вошли в посмертную распродажу Рубенса с пометками, что половина стоимости принадлежит не ему, а его детям от первого брака.)
Также в данное имущество входят некие медные доски, награвированные Лукасом Ворстерманом, Паулем Понциусом и другими мастерами, в большинстве наполовину истертые, которые оставлены и проданы отчитывающемуся лицу за сумму в 1500 гульденов. [...]
Полученные и уплаченные долги, относящиеся к данному имуществу. Во-первых, получена от Его Преподобия настоятеля здешнего монастыря св. Михаила сумма, которую он был должен, в 750 гульденов5. Также получена от старост здешнего собора Богоматери за главный алтарь6 сумма в 1500 гульденов.
5 (За картину "Поклонение волхвов" (теперь Антверпен, Музей) уплачено 750 гульденов 23 декабря 1624 г. и столько же 29 августа 1626 г.; здесь имеется в виду вторая выплата.)
6 ("Вознесение Богоматери" для главного алтаря собора; за него наследник дель Рио, умершего в 1624 г., заплатил 30 сентября 1626 г. (когда картина была одобрена капитулом) 1000 гульденов и 10 марта 1627 г. - еще 500 гульденов.)
Также получена от Его Преподобия епископа Гентского7 сумма, которую он был должен, в 1000 гульденов.
7 (Антонис ван Трист, епископ Гентский с 1622 г., заказал Рубенсу "Обращение св. Бавона" для Гентского собора, а также имел несколько произведений мастера в своей личной коллекции. Трудно сказать, за что именно он был должен 1000 гульденов.)
Также получена за Большую церковь в Алсте8 сумма в 500 гульденов.
8 (За алтарный триптих "Св. Рох", написанный в 1623 - 1624 гг. за 800 гульденов.)
Также получено через Йориса Декана9 от Его Величества Короля Польши 1000 гульденов из тех 1800 гульденов, которые он должен10. [...]11.
9 (Торговец картинами.)
10 (Рубенс написал в 1624 г. поколенный портрет короля Владислава-Сигизмунда, известный по гравюре Понциуса, экземпляр этого портрета имеется в Музее Метрополитен, Нью-Йорк. По источникам известен также несохранившийся конный портрет. Видимо, король был должен художнику за эти два портрета.)
11 (Ниже среди выплат упоминаются выплаты граверам Рейкемансу и Понциусу, живописцам Корнелису де Восу и Юсту (ван Эгмонту) - помощникам Рубенса, а также Себастьяну Вранксу за две картины, купленные Изабеллой Брант.)
40. Филипп Шиффле - Джанфранческо Гуиди ди Баньо
1 (Филипп Шиффле - брат Жана Жака, капеллан инфанты Изабеллы.)
Брюссель, 1 сентября 1628 г. [франц.]
[...] Рубенс отправился в Испанию. Он говорит, что ему велели приехать, чтобы написать портрет Короля, но я знаю из верных источников, что он послан Ее Высочеством в связи с переговорами, которые он ведет с Англией относительно торговли.
41. Рубенс - Пейреску
Мадрид, 2 декабря 1628 г. [итал.]
Славнейший и досточтимейший Синьор.
Мне кажется, что я уже тысячу лет ничего не слышал о Вас. Наша переписка была прервана моим путешествием в Испанию, которое Светлейшая Инфанта приказала мне совершить столь поспешно и тайно, что не позволила мне повидаться ни с кем из друзей, ни даже с Фландрским Поверенным в делах, ни с Испанским Посланником в Париже. Мне поистине было весьма тягостно проехать через милый мне город, не имея возможности приветствовать господ Дюпюи, господина аббата де Сент-Амбруаза, а также других моих покровителей, и я с трудом могу выразить мою досаду в достаточно сильных выражениях. Я не притязаю на знание государственных тайн, и мне известно только, что Король Испании приказал, чтобы я совершил путешествие в почтовой карете; вероятно, Светлейшая Инфанта, зная, сколь многим я обязан вдовствующей Королеве Франции, опасалась, как бы я не задержался на несколько дней при ее Дворе.
Здесь, как и повсюду, я занимаюсь живописью и уже закончил портрет Его Величества верхом1. Король весьма доволен этим портретом, он поистине великий знаток живописи и, по моему разумению, одарен прекраснейшими качествами. Я уже немного узнал его, так как общался с ним: отведенные мне апартаменты находятся во Дворце, и Король почти ежедневно навещает меня. Кроме того, я тщательно написал с натуры портреты членов королевской семьи для Светлейшей Инфанты, моей Государыни. Она разрешила мне вернуться во Фландрию через Италию, и я с Божьей помощью надеюсь воспользоваться таким удобным случаем, как путешествие Венгерской Королевы2 из Барселоны в Геную, которое, как говорят, предстоит в конце марта будущего года. Возможно также, что я несколько отклонюсь от пути следования Королевы, чтобы заехать в Прованс - единственно для того, чтобы засвидетельствовать почтение моему дорогому Пейреску и несколько дней наслаждаться его любезнейшим обществом в его собственном доме, который, должно быть, представляет собой в миниатюре собрание всех достопримечательностей мира.
1 (По-видимому, сгорел при пожаре королевского дворца в Мадриде в 1734 г. Представление о нем дает "Портрет Филиппа IV" (Флоренция, Уффици) работы Веласкеса и его мастерской, повторяющий картину Рубенса, за исключением лица, которое выглядит старше (в 1628 г. Филиппу было 22 года), и перьев на шляпе (красные вместо белых). Ср. № 44.)
2 (Инфанта Мария, заочно обвенчанная с Фердинандом, королем Венгрии и Богемии, будущим императором Фердинандом III, должна была ехать к мужу.)
Во время моего путешествия я видел, немного отклонившись от прямой дороги, осаду Ла-Рошели3. Это зрелище показалось мне достойным глубочайшего восхищения, и я радуюсь вместе с Вашей Милостью и со всей Францией, равно как и со всем христианским миром, успеху этого многославного предприятия.
3 (Ла-Рошель, осажденная королевскими войсками и отрезанная от моря специально выстроенной дамбой, сдалась 28 октября 1628 г.)
Так как мне больше нечего сказать Вашей Милости, я кончаю письмо, от всего сердца целую руки Вашей Милости и господину де Валаве и прошу сохранить мне Ваше благорасположение.
Я надеюсь, что Вы уже получили мой портрет, который я еще до моего отъезда из Антверпена передал зятю господина Пикери4 согласно приказанию Вашей Милости.
4 (Вероятно, Даниель Фоурмент.)
До сих пор я не встретил в этой стране еще ни одного антиквара. Я не видел ни одной медали, ни одной камеи. Правда, я был очень занят, но теперь примусь за поиски и буду извещать Вашу Милость об их ходе. Однако полагаю, что эти поиски останутся бесплодными.
42. Рубенс - Гевартсу
Мадрид, 29 декабря 1628 г. [флам. и лат.]1
1 (Письмо написано на шуточной смеси фламандского и латыни. Обращаясь к политическим темам в конце письма, Рубенс почти полностью переходит на латынь.)
Милостивый Государь.
Мой ответ по-фламандски в достаточной степени покажет Вам, что я не заслуживаю чести, которую Ваша Милость оказывает мне своими латинскими письмами. Мои упражнения и занятия языком и литературой древних относятся ко времени столь отдаленному, что мне пришлось бы просить разрешения делать ошибки. Так не посылайте же на школьную скамью человека моего возраста. Я старался разузнать или разыскать в частных библиотеках что-нибудь новое о Вашем Марке2 - но безуспешно. Однако некоторые утверждают, будто видели в знаменитой библиотеке св. Лаврентия3 два рукописных кодекса, помеченных именем божественного Марка; но все обстоятельства, объем и вид этих кодексов (мой собеседник не знал ни слова по-гречески) заставляют меня думать, что они не содержат ничего значительного или нового. Вероятно, все это уже хорошо известно и относится к изданным произведениям Марка. Свет ли знания или только поток нечистот родился бы от их сличения с другими - не мне судить, потому что время, мой образ жизни и мои занятия увлекают меня в другую сторону, а главное - собственное невежество отдаляет меня от тайного святилища муз.
2 (Император Марк Аврелий Антонин (II в. н. э.) - философ-стоик, чьи труды изучал Гевартс.)
3 (Библиотека в Эскориале.)
Полагаю, что Вы познакомились с доном Франческо Браво4, племянником коменданта антверпенской крепости. Он несколько месяцев тому назад уехал из Испании в наши края. Он крайне тщеславится своим званием писателя и, если не ошибаюсь, стремится к неограниченной власти над критиками, а может быть, уже пользуется ею. Я передал ему сочинение, которое Вы дали мне в дорогу, полагая, что он может там найти и сделать что-либо согласное с Вашими желаниями, но больше не видел ни его, пи Вашего сочинения. Вы весьма одолжили бы меня, выслав мне другой экземпляр. Этот кабальеро действительно произвел дорого стоившие и плодотворные изыскания в рукописном отделе библиотеки св. Лаврентия. Он говорит, что нашел чудесные вещи, в особенности среди трудов Отцов Церкви, бросающие свет на Тертуллиана5, которому он угрожает множеством новых и удивительных разоблачений [Приписка на полях: Это письмо все состоит из помарок, но Вы извините друга, который страдает и борется с болезнью]. Изданного и комментированного Вами Папиниана6 дон Франческо тоже как будто упрекает за что-то, но, если я не ошибаюсь, это делается скорее по привычке и чтобы похвастаться, нежели на основании разумных причин и рассуждений. Но Вы сами можете увидеть этого человека и судить о нем; это будет Вам полезно или забавно, а может быть, и то и другое вместе, это зависит от Вашей осмотрительности.
4 (Франсиско Браво де Акунья - испанский ученый-лингвист.)
5 (Тертуллиан - знаменитый богослов конца II - нач. III в.)
6 (Папиниан - римский юрист (III в.).)
Я также познакомился с доном Лукой Торрио, который весьма любезен и скромен; он обещал сделать для меня все возможное, но я хотел бы пока что разобрать том африканских надписей - не столько ради божественного Марка и из желания быть Вам полезным (это могут сделать и другие, притом более точно, чем я), но также чтобы развлечься самому. Я попросил наших общих приятелей передать мое желание дону Торрио, потому что я пишу в постели, страдая подагрическими болями; он ответил мне короткой запиской, которую я посылаю Вам. Последнее время я сильно болел подагрой и лихорадкой и, по правде сказать, еле переводил дух между стонами и вздохами, но теперь, слава Богу, мне легче.
О государственных делах я не могу сказать ничего хорошего или достоверного - я пока не вижу в них просвета. Маркиз не трогается с места и не проявляет ни малейшего желания возвратиться в Нидерланды, несмотря на неотступные просьбы, которыми Светлейшая Инфанта осыпает Короля. По ее словам, в отсутствие Маркиза все гибнет. Но он тверд духом и втайне (примите это слово в хорошем смысле) питает какой-то замысел. Маркиз уже четырежды получал приказы Короля и четырежды при помощи каких-то хитростей отвергал их или уклонялся от них. Не знаю, что случится, но отлично вижу, с каким намерением и какой целью это делается. Все прочее - тайна богов, сказать Вам больше я не смею и не могу.
Потеря флота7 вызвала здесь большой шум, хотя пока не получено известия с нашей стороны, этому стараются не верить. Но, по общему мнению, это правда, и потери огромны, причем их следует приписать не злой судьбе, а собственной глупости и небрежности, потому что не было обращено должного внимания на своевременно полученные предупреждения и нужные меры не были приняты. Вы бы удивились, увидев, что не только многие, но почти все в восторге от того, что общественное несчастье позволяет по справедливости обвинять правительство и выказывать свою ненависть. Сила ненависти такова, что из-за нее забывают свои собственные несчастья и пренебрегают ими для наслаждения местью.
7 (Голландский адмирал Пит Хейн захватил 9 сентября 1628 г. около Кубы испанский флот с грузом серебра.)
Мне жаль только одного Короля. Природа одарила его всеми прекрасными качествами духа и тела, в чем я мог убедиться, встречаясь с ним каждый день; и если бы он не относился к себе столь недоверчиво и не был бы преувеличенно уступчив со своими министрами, то, клянусь Гераклом, он был бы способен нести тяготы власти и противостоять всем ударам судьбы. Ныне он платится за свою доверчивость и чужую глупость и окружен ненавистью, которая вызвана не им, и т. д. Так пожелали боги.
Кладу перо и полагаю конец труду моему, но не моей к Вам преданности. Прощайте, превосходный и несравненный муж, и ежедневно возносите мольбы Фортуне о возвращении Вашего Рубенса, которого Вы по справедливости любите как истинного друга.
Вашей Милости покорный и преданный слуга Пьетро Паоло Рубенс.
Это письмо покрыто помарками и написано более небрежно, чем это приличествует. Вы извините меня, приняв во внимание мою болезнь. Моего маленького Альберта - это повторение меня самого - я прошу Вас допустить не только к Вашему очагу, но и в Ваш рабочий кабинет. Я люблю этого ребенка и поручаю его Вам как лучшему из моих друзей и верховному жрецу муз, надеясь, что Вы будете заботиться о нем при моей жизни и после моей смерти, так же как и Брант - мой зять и брат.
Об английских делах не известно ничего нового после рокового удара, который все сразу разбил8. Однако как с той, так и с другой стороны стараются возобновить сношения, и есть больше оснований надеяться, чем бояться. Все это еще неопределенно, как всякое будущее, и я, опираясь на мой опыт в делах мира сего, говорю с уверенностью только о прошедшем. Еще раз прощайте. На добром фламандском языке желаю Вашей Милости, супруге Вашей и всей Вашей семье много счастья в Новом году.
8 (Убийство герцога Бэкингема 23 августа 1628 г. пуританином Фелтоном.)
43. Пейреск - Абрахаму де Фрису
Экс, 2 февраля 1629 г. [франц.]
[...] Я получил наконец письмо господина Рубенса от 24 августа, оно должно было сопровождать его портрет, который затерялся в пути неведомо где.
[...] Он написал мне также 2 декабря из Мадрида и обещал весной по пути в Италию заехать сюда и провести у меня несколько дней. Я жду этого визита с большим нетерпением и не премину расположить его в пользу Вашего дела; надеюсь, он исполнит Ваше желание. Он пишет, что из любви ко мне предпочел господина Коссирса1 всем другим, кто желал сопровождать его в путешествии, но беднягу, к его великому огорчению, не отпустили родители; господин Рубенс также весьма сожалел, что не смог исполнить свое намерение и взять его с собой. [...]
1 (Ян Коссирс (1600 - 1671) - фламандский художник. Когда он в 1629 г. проезжал через Прованс по дороге из Италии на родину, Пейреск дал ему рекомендательное письмо к Рубенсу.)
44. Лопе де Вега. На портрет его величества кисти Педро Пабло Рубенса, превосходнейшего живописца2. Сельва3
1 (Лопе де Бега (1562 - 1635) - великий испанский поэт и драматург.)
2 (Конный портрет короля в сопровождении индейца (аллегория Нового Света) со шлемом в руках; в небесах фигуры Славы, Веры и двух купидонов, несущих земную сферу. См. № 41.)
3 (Сельва - стихотворение, где строки имеют разное количество стоп. Опубликовано в изд.: Colleccion de las obras sueltas de D. frey Lope Felix de Vega Carpio, t. 1. Madrid, 1776, p. 256 - 259.)
Прекрасная Природа -
Орудие власти Божьей -
Спала (если это вообще возможно)
Под сенью собственной фантазии.
Она устала живописать
Благородную картину на траве,
Хранящей следы кисти.
Краски были перемешаны,
Как бывает, когда среди сияний
На закате любуется собой небо -
Эта чистая завеса без искусства,
Украшенная топазами и гиацинтами,
Разнообразными и прекрасными.
Праздно отдыхали
Кисти, которые редко снят;
Они перестали дарить ветрам
Бродячие селения облаков
И двум обнявшимся элементам -
Сонмы цветов и рыб.
Видя краски на концах кистей,
Цветы заботливо очищали их.
Старались дотронуться до кистей
Окрашенные в пурпур гвоздики,
Золотые ноготки,
Атомы снега - жасмины,
Украшенные белой эмалью,
И недолговечная девственная краса садов -
Лилия, рожденная белой
И превращенная в хрусталь, роза - в кармин.
Тогда прославленный Фламандец
Зависть Италии и гордость своей родины -
Тогда новый Тициан
(Если не еще лучшая кисть и более искусная рука,
Поскольку он живет, и мы его видим;
Ведь гении, достигшие вершин в своей науке,
Не обладают вечной славой
И победной ветвью лавра без того,
Чтобы Зависть не взрастила
Вред, превозмогающий самую их жизнь),
Тогда Рубенс, при молчании живописцев,
Увенчанный цветами,
Которые лес, подобно ученику,
Создал, пока Природа отдыхала
(Хотя вечный Творец ее постоянно бдит), -
Рубенс похитил ее кисти. Правда,
Если бы он их попросил, она дала бы их,
Чтобы умножить его творческие силы.
Тем временем сообщницы-птицы
Прервали пение;
Ручьи же, орошавшие долину,
Пели и смеялись
Благородному похищению.
Только Зависть, превратившись
В ревнивого Сатира, старалась,
Чтобы вода, загрохотав в утесах,
И ветер, гнущий деревья,
Породили дикую гармонию,
Которая пробудила бы Природу,
И та вырвала бы добычу из рук художника.
А прославленный похититель писал
На холсте портрет божественного Филиппа
И клал краски,
Когда Природа проснулась
И, не находя кистей и красок,
Взглянула на цветы.
Испачканные красками,
Они казались виновными,
Но сказали, что только чистили
Старательно кисти,
Чтобы стать красивее.
Природа сказала розам,
Что в наказание она даст им красоту,
Которая будет длиться только один день.
Но яростная Зависть донесла,
Что Рубенс, желая подражать Природе,
Похитил ее кисти, подобно Прометею.
Оставив новую весну,
Она всячески старалась отыскать прежнюю.
Поскольку она замешкалась на двенадцать дней4,
То, войдя в залу, где он работал,
Нашла законченной картину, свидетельствовавшую
О чести Филиппа, о славе Рубенса.
Сидя на коне, Филипп казался таким живым,
Таким сильным, пылким и гордым,
Что она подняла было руку,
Но удержалась и не решилась уничтожить картину.
Юноша был мягок и смел,
С жезлом властителя, он пригвоздил
Быстрое колесо Фортуны,
Которой нисколько не боялся.
Подобно солнцу над высокой горой,
Беллерофонт на быстром Пегасе
Вставал во всем блеске.
Темнокожий Индеец следовал за ним
Широким шагом, неся прочный шлем;
Он служил символом Запада.
Католическая Обязанность5 предшествовала
Испанскому Юпитеру, похожему
На Карла, своего божественного предка6
(Они как два луча в одном и том же небе),
Поражающего гидру ереси,
Порожденную темными тучами.
Вера возложила на его плечи
Бремя, которое он с удовлетворением
Принял от двух крылатых младенцев, облегчающих
Заботы Королей.
Видя это великое чудо,
Величие картины, ее значительность,
Искусство и моральную Философию,
И Филиппа, который, казалось, хотел говорить,
Природа сказала: "Какие бы усилия я ни приложила,
Я не могла бы сделать лучше.
Филипп - это Александр, склонись же, Апеллес.
Я признаю, что мои кисти были похищены не напрасно".
4 (Указание на краткий срок, за который была исполнена картина.)
5 (Лопе де Вега толкует аллегорическую женскую фигуру с трубой (Славу?) как католическую обязанность, то есть долг защищать католицизм от ереси, который взяли на себя короли Испании.)
6 (Император Карл V. Параллель между Филиппом IV и Карлом V, между Рубенсом и Тицианом вызвала предположение, что имеется в виду картина Тициана "Карл V перед битвой при Мюльберге" (Мадрид, Прадо); судя по сходству размеров и композиции (в зеркальном отражении), картина Рубенса могла быть написана как парная к картине Тициана. Известно также стихотворение второстепенного поэта Лопеса де Сарате на "Конный портрет Филиппа IV" Рубенса.)
45. Филипп IV - инфанте Изабелле
Мадрид, 27 апреля 1629 г. [испан.]
Ваше Высочество.
Я счел уместным продолжить начатые с ведома Вашего Высочества мирные переговоры с Англией и вследствие этого решил, что Педро Пабло Рубенс отправится в Англию с инструкциями, которые DO моему приказанию дал ему Граф-Герцог [Оливарес] и которые будут показаны Вам. [...]
46. Филипп IV - инфанте Изабелле
Мадрид, 27 апреля 1629 г. [франц.]
Государыня тетушка.
Услуги и прекрасные качества Пьера Поля Рубенса заставляют меня просить Ваше Высочество выдать ему грамоту на должность секретаря моего Тайного совета в Ваших землях пожизненно и с условием, что когда его старший сын достигнет возраста и способностей для исправления этой должности, а Рубенс пожелает от нее отказаться, то соответствующим указом должность будет передана от одного другому1.
1 (Указ о назначении Рубенса секретарем Тайного совета короля в Нидерландах был составлен в Брюсселе после его возвращения, но датирован тем же 27 апреля. Альберт занял эту должность после смерти отца и, в отличие от него, действительно исполнял связанные с ней обязанности. Рубенс уехал из Мадрида 29 апреля.)
Молю Бога сохранить Ваше Высочество долгие годы в добром здравии.
Ваш племянник Филипп.
47. Аббат Скалья - графу Карлайлу
1 (Джемс Хей, граф Карлайл, английский дипломат.)
Мадрид, 28 апреля 1629 г. [франц.]
[...] Король Испании, чтобы возвысить господина Рубенса и придать больше веса его переговорам, назначил его секретарем своего Тайного совета; таким образом Его Величество король Англии будет выше его ценить, да и Вы также.
48. Пьер Дюпюи - Пейреску
Париж, 18 мая 1629 г. [франц.]
[...] Во время краткого пребывания здесь господина Рубенса1 я оказал небольшую, но приятную услугу господину Фрису: предупредив его, мы отправились к нему, причем я усиленно рекомендовал его господину Рубенсу и просил, чтобы он в свою очередь рекомендовал его господину де Сент-Амбруазу, что он и обещал исполнить в письме, поскольку они уже распрощались. Господин Рубенс пожелал видеть последние работы господина Фриса, тот принес их, и они получили высокую оценку.
1 (Дюпюи передал с уезжавшим из Парижа Рубенсом письмо к Гевартсу, датированное 12 мая. См. N° 28.)
[...] Господин Рубенс осмотрел дворец Королевы-Матери с полной меблировкой и сказал мне, что не видел при Испанском Дворе ничего столь же великолепного. Находящаяся в большом павильоне спальня похожа на волшебные края, описанные в романах об Амадисе. Только господин де Бальзак с его гиперболическим стилем способен описать все это. [...]
49. Пейреск - Пьеру Дюпюи
Экс, 2 июня 1629 г. [франц.]
Мсье.
Я получил в полной сохранности Вашу депешу от 11 мая вместе с книгами и бумагами, которые Вы любезно в нее вложили. Мне было очень приятно узнать, что господин Рубенс возвратился здрав и невредим из большого путешествия; в то же время я был крайне огорчен, так как исчезла надежда видеть его здесь и в течение нескольких дней служить ему проводником. Показывая ему мою коллекцию всяких древних мелочей, я, конечно, услышал бы от него множество интереснейших замечаний. [...]1 Надо дать ему немножко осмотреться дома и потом повыспросить о вещах, которые он мог видеть, в частности о тиарах и одеждах монархов и богов из этих стран. Возвращаю Вам его письмо2; весьма благодарен Вам за то, что Вы поделились им со мною, и ему за то, что он сохраняет доброе отношение ко мне. Я не получил его портрета, он был задержав где-то - возможно, в самом Антверпене - запретом, наложенным на торговлю; это же относится к находящимся у Вас моим книгам и другим портретам, которые Вы храните для меня.
1 (Пропущено рассуждение о проблемах археологии Востока.)
2 (Дюпюи постоянно пересылал Пейреску письма, которые получал от Рубенса.)
50. Секретарь Бароцци - герцогу Карлу-Эммануэлю Савойскому
1 (Антонио Бароцци - резидент герцога Савойского в Лондоне; он пишет со слов Рубенса, который в начале своего пребывания в Лондоне был с ним в дружеских отношениях. Рубенс приехал в Лондон 5 нюня и утром 6-го был принят Карлом I.)
Лондон, 6 июня 1629 г. [итал.]
Рубенс виделся с Королем и подробно изложил ему свое поручение касательно прекращения военных действий и переговоров о мире и дружественном союзе между Испанией и английской короной. [...] Король сразу категорически отказался от прекращения военных действий и велел ему не упоминать об этом в беседах с министрами, за исключением Государственного Казначея; по его словам, они примут это за уловку Испании, чтобы обмануть Англию и выиграть время для достижения своих целей [...]. Относительно Пфальца Его Величество был недоволен, что предложение Короля Испании, изложенное Рубенсом, сводится к оказанию добрых услуг через посланников и других лиц при Императоре, Баварском Герцоге и протестантских Князьях. Рубенс ответил, что следует отказаться от иллюзий, если здесь думают, будто Испания может возвратить Пфальц2; Испания обманула бы Англию, если бы взялась это исполнить. Этого нужно добиваться путем переговоров.
2 (Испания удерживала несколько крепостей в Пфальце, а основная часть его территории была захвачена императором и герцогом Баварским.)
51. Сэр Джон Кок - Жаку Хану
1 (Чиновник при английском дворе, в чьих бумагах найден оригинал письма.)
2 (Купец в Антверпене, подставное лицо. В действительности письмо адресовано высокопоставленному лицу при брюссельском дворе.)
Лондон, 15 июня 1629 г. [англ.]
[...] Во вторник после Троицына дня (по нашему календарю) в Лондон приехал художник Рубенс, его поселили в доме его близкого друга Жербье, хорошо известного в Ваших краях. Мы слышали, что он имеет звание Секретаря Тайного Совета, но мы пока не совсем понимаем, что это такое. Во вторник вечером о приезде Рубенса доложили Королю, и тот приказал, чтобы в среду утром Рубенс явился в Гринвич, где сейчас находится Его Величество. Это было исполнено, Рубенс предстал перед Королем, был встречен милостиво и получил полную и долгую аудиенцию. На прощанье Король пожелал, чтобы Рубенс вернулся в Лондон и повторил Лорду Казначею3 все то, что он сказал Его Величеству. Когда он выходил от Короля, Карлайл4 заговорил с ним чрезвычайно любезно и, думаю, пригласил его отобедать. Однако, как мне сказали, мсье Рубенс не говорил с Карлайлом о своих делах, так как Король велел ему говорить об этом только с Лордом Казначеем. В тот же день Рубенс исполнил повеление, повторил Казначею ту речь, которую он утром произнес перед Королем, и передал ему весьма любезное письмо от Оливареса. Он привез еще одно письмо от него же к Министру финансов Сэру Фрэнсису Коттингтону5, но в тот раз ни словом не обмолвился с ним о деле. На следующий день, в четверг, Лорд Казначей поехал ко двору. Как только он приехал, Король послал за Лордом Стюардом Пемброком, которого он заранее ознакомил с сутью дела. С ними двумя Король долго совещался, но ни к чему не пришел; было только решено привлечь к делу Коттингтона. В пятницу Секретарь Карлтон6 дал праздник в честь мсье Рубенса, которого сопровождали старший сын Лорда Казначея и сэр Гарри Вейн; на следующий день он обедал у Казначея и после обеда долго с ним беседовал. В воскресенье (у нас последний день мая) Казначей и Коттингтон были при дворе и при этом было решено, что мсье Рубенс будет вести переговоры с ними двумя и с Пемброком в лондонском доме Лорда Казначея. Мсье Рубенс явился туда, провел с ними больше часа, затем Коттингтон проводил его до кареты. Что именно там говорилось, сообщит Вам мсье Рубенс, и таким образом Вы получите ответ на вопросы, поставленные в Вашем последнем письме. Уверяю Вас, сам он не вызывает возражений, о чем Вы можете догадаться по оказанному ему приему; однако здесь думают, что привезенные им предложения намного более ограниченны, чем ожидали на основании его ранее написанного письма к сэру Фрэнсису Коттингтону. Рано предсказывать исход, но, думаю, его собеседники более склонны договориться о мире, чем о прекращении военных действий. Малое число участников дела показывает, как мало у Вас друзей при нашем дворе; к тому же на одно из трех названных лиц нельзя положиться. Успеха этого дела желают только Дорсет и Эрундел, который из своенравия и вечного недовольства не желает ни во что вмешиваться. Вы можете положиться только на Коттингтона, человека умного, честного и пользующегося большим уважением Короля; к нему-то Рубенс и может обращаться. Лондон, по-нашему 5 июня7. Прошу Вас поскорее известить меня о получении этого письма. Целую Ваши руки.
3 (Лорд-казначей сэр Ричард Уэстон (1577 - 1633) после смерти Бакингема стал самым влиятельным английским министром.)
4 (Карлайл втайне интриговал против мира с Испанией, но Рубенс мог этого не знать.)
5 (Сэр Фрэнсис Коттингтон (1578 - 1652) - министр финансов, позже английский посол в Испании.)
7 (В ту эпоху английский календарь отставал на 10 дней от григорианского календаря, принятого в большинстве европейских стран.)
52. Рубенс - графу-герцогу Оливаресу
Лондон, 30 нюня 1629 г. [итал.]
Ваше Превосходительство.
25 июня Король вызвал меня в Гринвич и долго разговаривал со мной с глазу на глаз. По его словам, он считает мои инструкции достаточными и удовлетворительными и желает свободно вести переговоры со мной, чтобы выиграть время; если у меня есть некое тайное поручение, о котором я до сих пор умалчивал, то я должен раскрыть ему тайну, не медля более, если же нет - он все равно не хочет упустить случай открыто высказать, на каких условиях для него возможен мир с Испанией. Его Величество призвал Бога в свидетели своего искреннего стремления к миру, но, как он говорит, необходимо, чтобы и мой повелитель Король со своей стороны также сделал кое-что для достижения цели; предложенные Королем Испании добрые услуги перед Императором и Герцогом Баварским - это слишком общие слова, не сулящие ничего определенного, и необходимо перейти к частностям. Его Величество поклялся, что узы крови и природы, теснейшие союзы и договоры связывают его настолько, что, не нарушив слова и не преступив законов чести и совести, он не может заключить договор с Его Католическим Величеством, не оговорив возвращение Пфальца. Зная, что не во власти Короля Испании возвратить Пфальц целиком, он готов заключить мир с Испанией в той же форме, что и мирный договор 1604 года, при условии, что Король Испании отдаст подвластные ему крепости в Пфальце. Это его окончательное решение, дальше он пойти не может, и я могу сообщить это куда следует. [...] Видя горячность и решимость Короля, я сказал, что охотно передам его слова Королю, моему Государю, но пусть тем временем отложат окончательное заключение мира между Францией и Англией и приостановят это дело в его теперешнем состоянии. Он заявил, что это невозможно, поскольку через несколько дней сюда приедет Французский Посланник, а его Посол отправится во Францию. Однако после многих возражений он дал мне свое Королевское слово, что, пока ведутся переговоры с Испанией, он не вступит в какой-либо наступательный и оборонительный союз и не возобновит старого союза такого рода с Францией против Испании. Вот все, чего мне удалось достичь [...] и, насколько я мог понять, не приходится надеяться на большее. Считая переговоры прерванными, я передал вышесказанное Уэстону и Коттингтону, и они ответили, что Король зашел слишком далеко и, если дело дойдет до обсуждения в совете, возможно, это решение будет отвергнуто, так как взамен целого Пфальца Король согласился получить часть. В тот же день я вновь пошел к Королю и, не проявляя никакого удовлетворения, под предлогом слабой памяти попросил его повторить и подтвердить сказанное утром, и он это сделал очень отчетливо; потом он вновь подтвердил это на аудиенции двум указанным вельможам1.
1 (Письмо относится к решающему моменту переговоров: мир был заключен на изложенных здесь условиях. Трудно судить, в какой мере сам Рубенс подсказал их Карлу I.)
Я сообщаю все это так подробно не потому, что думаю, будто достиг чего-то приятного и удовлетворительного для Вашего Превосходительства, но потому, что весьма опасаюсь изменчивости здешних настроений. Англичане редко придерживаются раз принятого решения, но с каждым часом меняют его, и притом всегда к худшему, так что я не надеюсь на какое-либо улучшение. Напротив, с прибытием Французского Посла усилиями Посланника Венеции и всей французской партии Король будет побежден и не исполнит даже того, что сам предложил. Ведь если при других дворах переговоры начинаются с министров и заканчиваются словом и подписью Короля, то здесь они начинаются с Короля и заканчиваются у министров. [...]
Я написал Светлейшей Инфанте, умоляя разрешить мне возвратиться домой, поскольку нынешние времена и осада Больдюка2, которая держит в ожидании обе стороны, а также скверное состояние переговоров здесь не сулят надежды на успех. Однако, чтобы не вызвать неудовольствия Короля Англии и досады Уэстона и Коттингтона, я должен буду еще некоторое время оставаться здесь в ожидании ответа Вашего Превосходительства, чьи приказания я самым тщательным образом исполню, ибо являюсь покорнейшим и весьма обязанным слугой Вашего Превосходительства.
2 (Гертогенбосх (Буа-ле-Дюк) был осажден голландскими войсками и взят 13 сентября 1629 г.)
Пьетро Паоло Рубенс.
53. Антонио Бароцци - герцогу Карлу-Эммануэлю Савойскому
Лондон, 6 июля 1629 г. [итал.]
[...] Рубенс остался чрезвычайно доволен искренностью Короля; он проговорился мне, что Испании придется выполнить предъявленное требование и возвратить несколько крепостей в Пфальце, которые Король Иаков как бы временно доверил испанцам при условии возврата. Эти крепости не были ни завоеваны испанцами, ни получены имя на основании какого-либо договора.
Господин Рубенс передал мне сегодня письмо Вашего Превосходительства от 2-го числа сего месяца, и я горячо благодарю Ваше Превосходительство за это проявление благосклонности. По депешам господина Рубенса Ваше Превосходительство поймет содержание переговоров, которые здесь велись. Скажу только, что здесь высоко оценили то обстоятельство, что он был сюда послан. Он не только проявил большое умение и ловкость в переговорах, но и сумел завоевать уважение всех, в особенности же Короля, моего повелителя. [...]
55. Рубенс - графу-герцогу Оливаресу
Лондон, 22 июля 1629 г. [итал. и испан.]
Ваше Превосходительство.
Я получил депешу Вашего Превосходительства от 2 июля и прочел Ваши приказания; не думаю, что я от них отклонился1, так как строго руководствовался инструкциями, полученными мною от Вашего Превосходительства при отъезде из Мадрида. Богу известно (и англичане, в особенности Государственный Казначей и господин Коттингтон, это подтвердят), что я никогда не предлагал и не давал повода Королю или его министрам вести переговоры ни о чем ином, кроме прекращения военных действий. Как я сообщал Вашему Превосходительству, Король вызвал меня в Гринвич и предложил мне условия, о которых я писал в депешах от 30 июня и 2 июля. Когда я сказал, что должен передать это дело посланникам, он ответил, что моих полномочий, показанных Уэстону, достаточно, чтобы выслушать его речь и сообщить ее содержание кому следует, чтобы выиграть время, пока посланники обеих сторон готовятся к переговорам. Я ничем не показал Королю, будут ли его предложения встречены в Испании хорошо или дурно, приняты или отвергнуты, и только обещал сообщить о них Вашему Превосходительству при условии, что, пока длятся переговоры с Испанией, не будет заключен союз с Францией против Испании. Это я сделал по приказанию Светлейшей Инфанты, приславшей мне специального курьера из Дюнкерка. Сделать это было необходимо, чтобы противостоять усилиям французского Посла и Кардинала Ришелье, как Ваше Превосходительство поймет по приложенному донесению. Я постоянно настаивал на том, чтобы из Испании прислали лицо, обладающее полномочиями, но после моего отъезда почти забыли о том, что его нужно назначить, хотя Коттингтон писал Вашему Превосходительству о своем скором отъезде, и задержка его вызвана только сомнениями, не будут ли эти переговоры прерваны из-за мира с Францией. [...] Относительно интересов родственников и друзей английского Короля Его Католическое Величество окажет добрые услуги в переговорах с Императором и Герцогом Баварским,- сказано в инструкциях. Это предложение я и передал в общих словах и точно изложил Вашему Превосходительству ответ Короля Англии со всеми подробностями, которые он сам пожелал добавить. В итоге Король Англии взял на себя устно и письменно определенные обязательства, мы же сохранили полную свободу действий, что, по моему мнению, не влечет за собой никаких неудобств.
1 (Одновременно с любезными письмами Уэстону и Коттингтону, назначенному послом в Испанию, Оливарес, видимо, прислал Рубенсу письмо, в котором осуждал его за превышение полномочий.)
[...] Исполнив таким образом приказания, которые наш повелитель Король и Вы, Ваше Превосходительство, соблаговолили мне дать, я умоляю разрешить мне возвратиться домой. Я всегда ставлю службу Его Величеству выше личных интересов, но здесь сейчас ничего нового не происходит, а более длительное отсутствие наносит вред моим делам. [...]
56. Рубенс - Пьеру Дюпюи
Лондон, 8 авгуета 1629 г. [итал.]
Славнейший и досточтимейший Синьор.
Увидеть столько разных стран и Дворов в столь короткое время было бы мне гораздо приятнее и полезнее в дни моей юности, а не в нынешнем моем возрасте, потому что тело было бы выносливее к дорожным неудобствам, а дух, умудренный опытом и общением с различными народами, мог бы приготовиться к свершению в будущем более значительных дел, тогда как теперь я трачу последние силы, и у меня не останется времени, чтобы пожать плоды моих трудов, nisi ut cum hoc resciero doctior moriar [кроме возможности умереть более сведущим.- Лат.].
Однако я утешаю и вознаграждаю себя прелестью тех красот, которые мне являет мое странствие. Так, этот остров кажется мне зрелищем, достойным просвещенного человека не только благодаря живописности края и красоте жителей - ведь это богатый и процветающий в постоянном мире народ, ведущий роскошный и изящный образ жизни,- но еще больше из-за невероятного множества превосходных картин, статуй и древних надписей, которые встречаются при этом Дворе. Не буду говорить о мраморах д'Арунделя, на которые Вы первый указали мне. Признаюсь, я никогда не видел ничего более драгоценного по части древности, quam foedus ictum inter Smyrnenses et Magnesios cum duobus earumdem civitatum decretis et victoriis Publii Citharaedi [чем договор, заключенный между Смирной и Магнесией, вместе с двумя постановлениями этих же городов и списком побед Публия Кифареда.- Лат.). Я очень сожалею, что Селден1, которому мы обязаны изданием и толкованием этих текстов, оторвался от их созерцания и immiscet se turbis politici [вмешивается в политические бури.- Лam ] - занятие, недостойное его благороднейшего ума и изумительной учености. Так пусть же он не слишком горько винит судьбу, если благодаря упорному неповиновению, вызвавшему regis indignantis iram [гнев возмущенного короля.- Лат.], он попал в тюрьму вместе с прочими парламентариями2.
1 (Джон Селден (1584 - 1654) - английский юрист и политический деятель, автор ряда юридических и богословских сочинений. Издал в 1628 г. исследование об антиках из собрания Эрундела с упором на расшифровку надписей на них. Эрундел первым стал собирать греческие подлинники; ядро его собрания теперь принадлежит Оксфордскому университету.)
2 (В 1629 г. Карл I распустил парламент и заключил в тюрьму его членов, боровшихся против абсолютистской политики короля.)
Мне, как видно, придется остаться здесь некоторое время, несмотря на желание отдохнуть у себя дома, где мое присутствие действительно необходимо, так как я едва остановился в Антверпене на три-четыре дня, возвращаясь из Испании. Я получил письмо от господина де Пейреска от 2 июня, в котором он выражает живейшее сожаление о том, что я изменил своему первоначальному намерению побывать в Италии и его Провансе на обратном пути из Испании. Между тем я горячо желал ехать этим путем - хотя бы для того, чтобы в течение нескольких дней наслаждаться приятнейшей беседой. Я прошу Вас не отказать передать ему прилагаемое письмо, первое после почти годового молчания. В заключение я с истинной преданностью целую руки Вашей Милости и господина Вашего брата и от всего сердца поручаю себя Вашему благорасположению.
Если бы я мог устраивать мои дела, следуя моим желаниям, et sponte mea componere curas [и по желанию выбирать свои дела.- Лат.],1 я уже давно бы посетил Вашу Милость или же теперь находился бы у Вас. Но некий - не знаю, злой или добрый - дух упрямо путает мои планы и толкает меня в совершенно ином направлении. Конечно, во время моих странствий я испытываю некоторое удовольствие при виде стольких различных стран et multorum hominum mores et urbes [и обычаи и города многих людей.- Лат.]2. Так, на этом острове я отнюдь не встретил дикости, которой можно было ожидать, судя по его климату, столь далекому от итальянских прелестей. Признаюсь даже, что я никогда не видел такого множества картин работы первейших мастеров, как во дворце Короля Англии и покойного Герцога Букингама. Граф д'Арундель обладает несметным количеством древних статуй, а также греческих и латинских надписей, которые Ваша Милость знает по изданию и ученому комментарию Джона Селдена - работе, достойной этого образованнейшего и тончайшего ума. Вы, конечно, видели Селденов трактат "De Diis Syris" [о сирийских богах.- Лат.] в новом издании, rесеn-situm iterum et auctius [пересмотренном и дополненном.- Лат.]. Но я бы очень желал, чтобы Селден ограничился созерцательной жизнью и не вмешивался в политический водоворот, бросивший его в тюрьму вместе с другими, также обвиненными в оскорблении Короля во время заседаний последнего Парламента. Кроме того, здесь находятся Кавалер Коттон, великий любитель древностей, человек весьма замечательный благодаря разнообразию своих познаний, и секретарь Босуэлл3; полагаю, Вы поддерживаете с ними письменные сношения, как, впрочем, со всеми выдающимися людьми на свете. Босуэлл недавно говорил мне о некоторых текстах, недостающих в большом издании "Анекдотической Истории" Прокопия4; он обещал мне их сообщить; они относятся к распутству Феодоры, и Алеман опустил их, вероятно, из скромности и стыдливости, но потом их вновь разыскали в рукописном списке этого труда, находящемся в Ватиканской библиотеке.
1 (Вергилий. Энеида, IV, 340 - 341.)
2 (Измененный стих из Горация (Искусство поэзии, 142).)
3 (Поэт и гуманист, секретарь Карлтона и позже его преемник в качестве посланника в Голландии.)
4 (Прокопий - византийский историк, наряду с официальной историей царствования Юстиниана написал "Тайную историю", где разоблачал деспотизм и пороки императора и его жены Феодоры. "Тайная история" была издана в 1623 г. Алеманом с пропусками.)
Об Испании мне, право, почти нечего рассказывать Вашей Милости, хотя там нет недостатка в ученых; sed plerumq. severioris Minervae et more Theologorum admodum superciliosi [но они по большей части суровее Минервы и спесивы, как бывают богословы.- Лат.]. Я только видел библиотеку св. Лаврентия, не более того. Зато один посетивший Фландрию дворянин, по имени дон Франсиско Браво, велел снять копии с множества рукописей из этой библиотеки; он говорил мне в Мадриде, что нашел там более шестидесяти совершенно неизвестных книг Отцов церкви. Кажется, у Плантена сейчас печатается некий его труд.
Знаменитейшего философа Дреббела5 я видел только на улице и на ходу обменялся с ним несколькими словами. Он живет в деревне, довольно далеко от Лондона. Его гений - одно из тех явлений, которые, как говорит Маккиавелли, кажутся несравненно величественнее издали, окруженные славой, нежели вблизи. Меня уверяют, что он за много лет не изобрел ничего, кроме оптического прибора, который, будучи поставленным перпендикулярно, очень сильно увеличивает предметы, находящиеся под ним, и еще перпетуум-мобиле в стеклянном кольце - сущей безделки. Во время осады Ла-Рошели он изготовил в помощь ее защитникам несколько машин и приборов, которые не оказали никакого действия. Но я не хочу судить о таком знаменитом человеке по россказням; следует видеть его дома и по возможности близко его знать. Не припомню, чтобы когда-нибудь в жизни я видел более необычайную физиономию et nescio quod admirandum in homine pannoso elucet neqne enim crassa lacerna ut solet in re tenui deridiculum facit [и есть нечто удивительное в этом человеке в лохмотьях, а его, обычный при бедности, грубый плащ совсем не смешон.- Лат.].
5 (Корнелис Дреббел (1572 - 1634) - голландский физик и механик, живший в Англии. Изобрел микроскоп. Претендовал на изобретение перпетуум-мобиле, живо интересовавшее Рубенса.)
Я надеюсь вскоре, с разрешения моих Повелителей, вернуться домой, где по дороге из Мадрида я провел неполных четыре дня. После столь долгой отлучки мое присутствие там совершенно необходимо. Но я не потерял надежды исполнить обет и совершить путешествие в Италию; во всяком случае, мое желание поехать туда растет с каждым днем. И если судьба не допустит этого, я не смогу ни жить, ни умереть счастливым. Обещаю, что либо на пути туда, либо при возвращении (но более вероятно первое) я непременно буду приветствовать Вас в Вашем благословенном Провансе. Это посещение будет величайшим счастьем, которое может выпасть мне на долю в этом мире.
Если бы я знал, что мой портрет еще в Антверпене, я бы задержал его там, чтобы успеть открыть ящик и посмотреть, не испортилась ли картина от долгого пребывания без воздуха в закрытом ящике. Часто случается, что свежие краски желтеют настолько, что картина выглядит уже не так, как прежде. Если это случилось, то нет другого средства, как несколько раз выставить картину на солнце: оно сокращает излишек масла, которое вызывает эти изменения. Если через некоторое время портрет снова начнет темнеть, придется еще раз подвергнуть его действию солнечных лучей - единственному противоядию при этой смертельной болезни.
Так как мне больше нечего сказать Вашей Милости, я от всего сердца и со всей преданностью целую Ваши руки, препоручаю себя Вашему благоволению и расположению любезнейшего господина де Валаве и остаюсь Вас обоих покорнейшим и преданнейшим слугой.
Пьетро Паоло Рубенс.
Я не могу удержаться от того, чтобы в каждом моем письме не рекомендовать Вам дорогого друга моего господина Пикери, который не нахвалится любезностью Вашей Милости. Ваше любезнейшее письмо от 2 июня чрезвычайно меня обрадовало.
58. Рубенс - графу-герцогу Оливаресу
Лондон, 24 августа 1629 г. [итал.]
Ваше Превосходительство.
Я получил 17 августа депешу Вашего Превосходительства от 26 июля и на следующий день посетил Государственного Казначея и господина Коттингтона в их загородных домах и Короля, который живет в семи лигах от Лондона в поместье, называемом Аутленд. Я сообщил Его Величеству о назначении дона Карлоса Коломы1, и он ответил, что весьма доволен и рад этому выбору, так как знает дона Карлоса как кавалера прекраснейших душевных качеств, преданного делу, которое ему теперь поручено. Я спросил, готов ли господин Коттингтон к скорому отъезду - ведь с нашей стороны ничего нельзя сделать до его отъезда, о котором я должен буду немедленно уведомить Светлейшую Инфанту, и она пришлет сюда дона Карлоса. Король ответил, что из-за обязанностей, связанных с его должностью, он не сможет уехать раньше конца августа, самое же позднее - в начале сентября по старому стилю. Это мне подтвердили Государственный Казначей и сам господин Коттингтон. Последний пригласил меня на праздник, который он давал вечером того же дня в своем лондонском дворце, где он ведет княжеский образ жизни с изысканной роскошью и удобствами. Он с глазу на глаз со мной вел долгие речи о своем предстоящем путешествии. [...] Государственный Казначей сказал мне, что либо мир будет заключен через час по приезде господина Коттингтона в Испанию, либо его уже не заключить никогда. Так что придется вести дела совсем иначе, чем до сих пор, поскольку они не могут более оставаться в их настоящем состоянии.
1 (Карлос Колома - испанский дипломат, назначенный посланником в Англию, чтобы заключить договор, подготовленный Рубенсом.)
Я счел нужным сообщить все это Вашему Превосходительству, просто повторяя слова, сказанные этими господами; с присущей Вам мудростью Вы решите, как следует к ним отнестись. [...] Вашего Превосходительства нижайший и преданнейший слуга
Пьетро Паоло Рубенс.
59. Рубенс - графу-герцогу Оливаресу
Лондон, 24 августа 1629 г. [итал.]
[...] Ни по моим дарованиям, ни по положению мне не уместно давать советы Вашему Превосходительству, однако размышления о значении этого мира привели меня к выводу, что он служит чем-то вроде узла в цепях, связывающих все союзные группы европейских государств; одно его ожидание уже теперь вызвало значительные последствия. Можно также представить себе, сколько гнева и горечи вызовет прекращение переговоров; если исчезнет надежда на их успех, в краткий срок совершенно изменится теперешнее состояние дел. Я признаю, что для нашего повелителя Короля важнее был бы мир с голландцами, но сомневаюсь, что он когда-либо будет заключен без вмешательства Короля Англии; может быть, мир между Испанией и Англией без голландцев заставит и других задуматься и решиться. Все это зависит от Вашего Превосходительства: обещав вернуть несколько крепостей, можно достичь многого, ибо всякий разумный человек поймет, что вслед за этим миром можно будет заключить и все остальные. К тому же между обещанием и его исполнением пройдет год-другой (думаю, этого срока можно добиться), а тем временем случится что-нибудь, что даст право нашему повелителю Королю взять обещание назад, воспользовавшись благами и плодами этого мира. [...]
60. Рубенс - Гевартсу
Лондон, 15 сентября 1629 г. [флам. и лат.]
Милостивый Государь.
Вы всегда предупреждаете все МОИ желания и превосходите меня в любезности, не желая обращать внимания на мои промахи и на то, что я служу Вам не так усердно, как следовало бы. Но, видит Бог, я запаздываю лишь во внешних проявлениях дружбы и в глубине души я отношусь к Вам со всем уважением и сердечной преданностью; это я докажу, как только представится долгожданный случай оказать Вам какую-нибудь услугу. Во всяком случае, я надеюсь, что мой сын унаследует мои обязательства по отношению к Вашей Милости, потому что и он пользуется Вашими благодеяниями и обязан Вам превосходным образованием, составляющим лучшую часть его самого1. Я буду ценить его тем больше, чем выше его будет ставить Ваша Милость, потому что Ваше суждение имеет здесь более веса, чем мое. Впрочем, я всегда замечал в нем редкое прилежание. Я с радостью узнал, что он теперь, слава Богу, поправляется, и сердечно благодарю Вас за это доброе известие и за честь, которую Вы оказали ему, посещая и утешая его во время его болезни. Он слишком молод (если природа соблюдает порядок), чтобы умереть раньше нас, и я надеюсь, что Бог позволит ему жить, и достойно жить, ибо, согласно поговорке, дело не в том, насколько долго, а в том, насколько хорошо живет человек.
1 (Гевартс руководил образованием Альберта Рубенса.)
Я боюсь напоминать Вам о смерти Вашей дорогой супруги. Я должен был написать Вам сразу, потому что ныне мои утешения будут лишь вынужденным и неуместным исполнением долга, они только будут не ко времени растравлять Ваше горе, тогда как лучше помочь забвению прошлого, чем напоминать о нем. Ибо, если надеяться на какие-нибудь утешения от философии, то у Вас найдется, откуда их почерпнуть. Я отсылаю Вас к Вашему Антонину2, из богатых запасов которого Вы можете уделять и друзьям. Я прибавлю только то жалкое утешение, что мы вступили в такие времена, когда каждый, подобно тому как для плавания, так и для жизни, тем более приспособлен, чем свободнее он от поклажи.
2 (Марк Аврелий.)
Я не знаю, что сказать о государственных делах, если не винить судьбу, чтобы не обвинять богов и людей за потерю Везеля3 и за все, что за этим последует. Теперь голландцы имеют полное право воображать себя избранным народом и говорить Богу: "А мы народ твой и овцы твоей паствы"4; воистину наш разгром кажется ударом Провидения, которое у людей невежественных действует всякий раз, когда правое дело терпит ущерб. Боюсь, что Гертогенбосх тоже не сможет долго сопротивляться, хотя некоторые возлагают надежду на начавшиеся дожди; я же полагаю, что этот водяной народ предусмотрел и это обстоятельство. Я очень хочу вернуться на родину, хотя мне и грустно приехать туда при таких тяжелых обстоятельствах; тем не менее я не останусь в Лондоне ни одного дня после того, как дон Карлос Колома приедет сюда, а это случится очень скоро, потому что английский Посланник готов к отъезду в Испанию (он собирается выехать не позже, чем через две недели). В день его отъезда я пошлю гонца к дону Карлосу, который немедленно отправится в путь.
3 (Везель - крепость на Рейне, взятая голландскими войсками в августе 1629 г.)
4 (Псалом 100.)
Я знаю, что Вам весьма неудобно затянувшееся отсутствие моего зятя Бранта5, тем более что господин де Папе тоже, как мне сказали, находится в отлучке. Таким образом, Вам приходится нести все бремя их обязанностей. К стыду моему, я не подумал об этом, хотя, по правде сказать, никто не мог предположить, что исполнение моего поручения потребует более двух месяцев; а теперь, накануне моего собственного отъезда, мне бы не хотелось отсылать Бранта в Антверпен. Однако, чтобы облегчить Ваше бремя, я бы решился сделать это (хотя присутствие Бранта приятно мне, а помощь - необходима), если бы, возвращаясь домой, он не подвергался опасности попасть в руки голландцев, имеющих в Ламанше сильный флот, ибо военный корабль английского Короля, который служит нам для переправы через пролив, не может выйти в море ради одного Бранта. Поэтому я прошу Вашу Милость потерпеть еще немного и, раз Вы сделали мне столько одолжений, оказать мне еще и эту услугу. Мы, Брант и я, будем Вам за это весьма признательны и приложим все усилия, чтобы оказать Вам услугу в подобных же или иных обстоятельствах.
5 (Рубенса сопровождал в Лондон Хендрик Брант. Как и Гевартс и де Папе, он служил секретарем города Антверпена.)
Вашей Милости преданный и благодарный слуга Пьетро Паоло Рубенс.
Брант просит меня сердечно приветствовать от него Вашу Милость.
61. Рубенс - Гевартсу
Лондон, 23 ноября 1629 г. [флам. и лат.]
[...] Мы теперь ждем со дня на день дона Карлоса Колому, чей багаж уже в Дюнкерке. Наверное, он уже получил сообщение об отъезде английского Посланника в Испанию, Поскольку задержка была только в этом, я надеюсь, что скоро мы сможем лично приветствовать Вас и других наших друзей. Мой шурин теряет терпение из-за того, что он так долго вынужден обременять делами своих коллег и к тому же обходиться без общества антверпенских девушек. Тем временем их всех у него похитят. Здесь много говорят о перемирии, сообщения из Голландии вселяют надежду на его заключение. Я радуюсь рождению в Испании нашего Принца1, но, признаюсь, я более всего па свете радовался бы, если бы у нас наступил мир или перемирие. В этом случае я был бы особенно счастлив вернуться домой и остаться там на всю жизнь. Сейчас очень поздно, поэтому прошу Вас извинить меня за краткое и небрежное письмо. Я с большим удовольствием узнал, что Ее Высочество поправляется, ее жизнь необходима для благополучия нашей страны. Сожалею о гибели дона Франсиско Браво; лучше было бы ему продолжать свои ученые занятия, чем браться за оружие в этом году, несчастном для наших войск. Но этот человек, покинувший муз ради войны, получил по заслугам; я говорю это с возмущением. Дай Бог, чтобы мы нашли всех друзей в добром здравии. На сем я, как и мой шурин, препоручаю себя Вашему благорасположению и навсегда остаюсь Вашей Милости преданным слугой.
Вчера я послал Вашему Высочеству длинное письмо с регулярным курьером, а сегодня посылаю чрезвычайного курьера, чтобы он нагнал вчерашнего в Довере или, если его но встретит, продолжал путь до Брюсселя. Дело в том, что Государственный Казначей только что с великим гневом и огорчением показал мне письмо Гейлера от 16-го числа с сообщением, что, по словам самого дона Карлоса Коломы, его инструкции еще не получены из Испании и без них он не может сюда ехать, но на днях ждут курьера, который их, без сомнения, привезет. Эта новость поразила Министра и он открыто сказал мне, что с этого момента считает переговоры прерванными и что французы во главе с их посланником Шатонефом были правы, говоря, будто испанцы смеются над Королем Англии и вовсе не собираются направлять к нему посланника, но хотят только заманить Коттингтона в Испанию пустыми обещаниями, выслушать его предложения, а потом уже решать, отправлять в Англию посла или нет. Министр раскаивается, что так далеко зашел в этих переговорах и завел своего Короля, хотя большинство членов Королевского Совета были против этого, и теперь вся хула падет на него и на Коттингтона. Но еще возможно воспрепятствовать обману, отправив завтра чрезвычайного курьера к Коттингтону в Испанию (и это несомненно будет сделано). Без сомнения, курьер нагонит его еще до его приезда в Мадрид и передаст ему приказ Короля не продолжать путь, а вернуться в Лиссабон и ждать там дальнейших распоряжений Его Величества, а также надежного известия о приезде дона Карлоса к английскому Двору. Министр настоял, чтобы я немедленно послал это сообщение Вашему Высочеству и чтобы завтра я показал ему письма от Графа-Герцога и от Вашего Высочества, где сказано о назначении дона Карлоса самим Королем. Эта задержка в настоящих обстоятельствах столь зловредна, что я проклинаю час, когда явился сюда. Дай Бог, чтобы я уехал отсюда здравым и невредимым. Я могу только умолять Ваше Высочество со всей возможной поспешностью устранить указанное затруднение1. Господь да пошлет и т. д.
1 (Инструкции из Испании были получены в Брюсселе одновременно с этим письмом Рубенса, и Колома выехал в Англию. Для соблюдения достоинства обеих сторон послы должны были явиться одновременно: один - в Лондон, другой - в Мадрид. Медлительность испанцев была оскорбительна и едва не сорвала заключение мира.)
63. Рубенс - Оливаресу
Лондон, 14 декабря 1629 г. [итал.]
Ваше Превосходительство.
Я привожу в порядок дела, готовясь к возвращению домой через несколько дней после прибытия дона Карлоса к здешнему Двору, в соответствии с разрешением, полученным мною от Вашего Превосходительства. Я действительно не могу более откладывать свой отъезд, не нанося большого ущерба моим домашним делам, которые пришли в совершенный упадок за время моей полуторагодовой отлучки, и только мое присутствие может их восстановить. Умоляю Ваше Превосходительство не лишать меня своего благорасположения и покровительства и не винить меня, если я не сделал большего в порученном мне деле, принимая во внимание, что я приехал сюда в самое неблагоприятное время. Враждебная нам партия торжествовала благодаря только что заключенному миру с Францией, ее усилия были поддержаны присутствием французского Посла. Немалым делом было уже то, что удалось предотвратить прекращение переговоров и продолжать их в той или иной форме при моих весьма ограниченных возможностях. [...]
64. Пейреск - Дюпюи
1 (Неизвестно, которому из братьев адресовано письмо.)
Экс, 17 января 1630 г. [франц.]
[...] Что касается гравюр, которыми торгует Ворстерман, Вы доставили мне большое удовольствие, купив для меня прекрасные портреты знаменитых людей. Сборник гравюр господина Рубенса так дорог, что имеет смысл отложить покупку до другого раза; важно, чтобы сборник был полон и хорошо подобран, тогда его можно переплести, как книгу. Я хотел бы, чтобы Ворстерману пришло на ум награвировать таким же образом картины господина Рубенса из Галереи Королевы-Матери2. При этом можно было бы использовать первоначальные эскизы, принадлежащие господину де Сент-Амбруазу, а Королева, я уверен, взяла бы на себя расходы охотнее, чем можно ожидать. В последнем полученном мною письме господин Рубенс выражал желание видеть маленькие дополнения к Анекдотам Прокопия, которые пообещал ему господин Босуэлл. Будь у меня здесь мой экземпляр книги, куда они вписаны, я послал бы ему копию; хорошо бы, если бы это сделали Вы, чтобы удовлетворить его желание на случай, если оно еще не удовлетворено. Он пока не лишает меня слабой надежды на его поездку в Италию и появление здесь, как он мне прежде обещал; думаю, если бы он проезжал за тридцать лье отсюда, то более твердо исполнил бы свое обещание, нежели господин де Ту, однако я не удостоен был ни удовольствия видеть господина Рубенса, ни чести принимать у себя господина Де Ту.
2 (В это время Ворстерман был в Париже, где награвировал портрет аббата де Сент-Амбруаза по картине Ф. де Шампеня. Гравюры с картин "Галереи Медичи" были изданы только в 1710 г.)
65. Балтазар Жербье - Коттингтону
Лондон, 17/27 февраля 1630 г. [франц.]
[...] С самого начала и до сегодняшнего дня Жербье был известен весь ход переговоров, так как Рубенс ничего от него не скрывал, причем он получал от Жербье неплохие советы и предупреждения касательно многих предметов. Жербье было все известно с самого начала также и о бумаге, подписанной Лордом Казначеем1, и о ее содержании. По правде говоря, Рубенс и Жербье первыми вместе составили ее проект, который, если не считать нескольких слов, остался без изменений и в таком виде был послан. [...]
1 (Письменно изложенные английские предложения на мирных переговорах (см. № 52, 55).)
66. Из записей расходов Карла I
20 февраля [2 марта] 1630 г. [англ.]
Господину Жербье. Вексель за Малой государственной печатью на 500 фунтов выдать мсье Жербье за кольцо с бриллиантом и украшенную бриллиантами цепь для шляпы, проданные им Его Величеству для подарка синьору Пьеру Паоло Рубенсу, Секретарю и Советнику Короля Испанского.
67. Из списка особ, возведенных Карлом I в рыцари 21 февраля [3 марта] 1630 г.
Сэр Питер Поль Рубенс, посланник Эрцгерцогини при Уайтхолле1.
1 (Уайтхолл - королевский дворец в Лондоне. При этом Карл I подарил Рубенсу кольцо и цепь с бриллиантами (см. № 66), а также шпагу с драгоценным эфесом. Кроме того, Оксфордский университет торжественно присудил Рубенсу ученую степень магистра искусств. Со своей стороны, Рубенс подарил Карлу I картину "Аллегория мира" (Лондон, Национальная галерея).)
Неожиданное событие заставляет меня написать настоящее письмо. Сегодня после полудня ко мне домой пришел живописец Жербье и сказал, что мсье Рубенс, также находящийся здесь в деревне, хочет приветствовать меня перед отъездом и обратиться ко мне с просьбой; несколько дней тому назад он простился с Королем и Королевой и завтра собирается уехать2. Явившись затем вместе с Жербье, Рубенс рассказал, что на английский берег был выброшен некий корабль из Дюнкерка, и англичане передали его команду из тридцати человек военным кораблям Ваших Милостей. Этих людей переправили в Роттердам, где с ними так дурно обращаются, что они дали знать о том дону Карлосу Коломе. Рубенс просил меня написать письмо Адмиралтейской Коллегии в Роттердам, чтобы оставшихся в живых моряков (говорят, что некоторые из них умерли от истощения) отпустили на свободу еще до окончания переговоров об обмене военнопленными обеих сторон, которые сейчас ведутся. Причем он не мог сказать точно, где, когда, на каком корабле эти моряки были выброшены на берег и кем и кому переданы. Я ответил, что ничего не слышал о подобном случае, хотя, кажется, мне известны все корабли, которых за последний год наши вынудили пристать к английским берегам, и что я не верю, будто пленные противной стороны могут жаловаться на дурное обращение с ними в голландских тюрьмах. Однако, поскольку заключенных причисляют к несчастным и потому относятся к ним милосердно, я напишу об этом деле господам членам Коллегии в Роттердаме. Он поблагодарил меня и заверил, что в свою очередь готов служить мне в подобном же деле. Затем он стал распространяться о различных предметах: о нищете сельских местностей Брабанта, о своем знакомстве с герцогом Бэкингемом, о доброте Инфанты, о прекрасных качествах Короля Испании и его поездке в Сарагосу вместе с сестрой, а также о переговорах Пеквия относительно окончания перемирия и о военной кампании кардинала Ришелье. Ко всему этому он примешивал рассуждения о том, что испанцы уверены в заключении мира с Англией, как только они этого пожелают; он видел инструкции Коттингтона, содержащие повеление заключить мир. Он добавил, что здесь хотят приостановки военных действий, и по сведениям, привезенным последним курьером, можно надеяться на успех в этом деле, причем Вашим Милостям ничего не сообщают об инструкциях, данных Коттингтону. Он хотел бы надеяться, что Ваши Милости продолжат переговоры с Королем Испании, не считаясь с Королем Англии. Я не стал обсуждать его слова о несомненном мире с Англией, а на последующее ответил вопросом: считает ли он, что, если Англия в чем-то нарушила обязательства3, то и Ваши Милости тем самым освобождены от них? Затем возник легкий спор, и разговор на эту тему прервался. Наконец, поговорив о прекрасных качествах господина Принца Оранского и о том, что он имеет честь быть известным Его Превосходительству, Рубенс попросил, чтобы я, когда буду писать Принцу, передал его предложение добровольной и преданной службы, насколько она совместима с честью и присягой. Я подозреваю, что первый его рассказ - выдумка, правду об этом можно узнать от господ советников Адмиралтейства в Роттердаме. Ваша мудрость подскажет Вашим Милостям, что он имел в виду в остальных своих вышеизложенных рассуждениях и речах4.
2 (Рубенс 6 марта уехал из Лондона в Довер, но отплыл только 23 марта.)
3 (Заключая мир с Испанией, Англия тем самым нарушала союзнический договор с Голландией.)
4 (Речи Рубенса преследуют цель выяснить перспективы мирных переговоров между Голландией и Испанией.)
На сем, Высокие и Могущественные Господа, нижайше препоручая себя Вашему благорасположению, молю Господа благословить Ваше правление.
Ваших Милостей покорнейший слуга Альберт Иоахими.
69. Джозеф Мид - сэру Мартину Стьютвиллу
1 (Неизвестные лица. Перевод по публикации: Вjurstrom P. Rubens St. George and the Dragon. - "The Art Quarterly", XVIII, 1955, N 1, p. 36.)
Кембридж, 6/16 марта [1630 г., англ.]
Сэр,
Милорд Карлайл дважды за одну неделю давал великолепные пиры в честь Испанского Посланника и Мсье Рубенса, подготовившего почву для его приезда. В честь Англии и нашей нации, оказавшей ему столько любезностей, этот последний нарисовал Историю св. Георгия2, где превзошел самого себя, если это вообще возможно. Он отослал картину к себе домой во Фландрию на память о своем пребывании здесь и выполненном им поручении. [...]
2 ("Пейзаж со св. Георгием" (Лондон, Бэкингемский дворец) спустя некоторое время был куплен Карлом I. Рентгенограмма картины показывает, что Рубенс переработал первоначальный вариант, значительно увеличив холст; вероятно, это было сделано уже в Антверпене. Св. Георгий и принцесса несколько напоминают Карла I и Генриэтту-Марию. Вдали изображен дворец в Ламбете.)